Свой среди чужих, чужой среди своих - [18]
Сарычев подошел к телефону, крутанул ручку и снял с рогулек трубку.
— Савельев? Заводи... Куда, куда! Твое какое дело?
За эти дни Шилов сильно осунулся, и впадины на щеках заросли густой щетиной. Он лежал на топчане в углу под решетчатым окном, закинув руки за голову, и смотрел в потолок, не спал.
С тяжелым лязгом отодвинулся засов, и дверь отворилась, на пол легла резкая полоска света. В камеру вошел Сарычев, а за ним часовой-красноармеец, несший в руке керосиновую лампу. Метался слабый огонек, на сырых стенах горбатились уродливые тени.
Сарычев поставил поближе к топчану табурет и сел. Шилов лежал неподвижно, по-прежнему глядя в потолок. Часовой опустил лампу на пол и вышел. Снова пронзительно и длинно простонала ржавая дверь.
— Ты спишь, Егор? — тихо позвал Сарычев.
— Сплю, — ответил Шилов, не повернув головы.
— Егор... — Сарычев закашлялся. Гулкие, хриплые звуки заполнили камеру.
Шилов молчал.
— Ты понимаешь, Егор, все против тебя... Хоть бы один факт в твою пользу!
Шилов не ответил. Сарычев тоже помолчал, потом заговорил задумчиво:
— Сейчас ехал в машине, вспоминал, как мы с тобой хлеб по деревням собирали. — Секретарь глянул на Шилова, улыбнулся. — Помнишь, трое суток от них в болоте прятались. А Галицию помнишь? Семь лет прошло, и каких лет! Егор...
Шилов молчал.
— У меня ведь ближе друга и не было никогда, — совсем тихо сказал Сарычев. — Ты хоть обо мне подумай. Ведь если ты враг — мне стреляться нужно. — Секретарь губкома смотрел в затылок Шилова, и боль, и отчаяние были в его глазах.
— А с чего ты взял, что мы дружили? — вдруг спокойно спросил Шилов.
— То есть как? — изумился Сарычев.
— А так... Когда дружат, другу с полуслова верят. — Егор снова отвернулся к стене. — Не было, выходит, у нас дружбы, Василий Антонович.
— Ты так думаешь? — Сарычев встал.
— Так думаю, — глухо ответил Шилов.
— А то, что каждый день гибнут замечательные люди, ты думаешь? — крикнул вдруг в отчаянии Сарычев. — А что диверсии кругом! Саботаж! Думаешь? А про банды, офицерье... про спекулянтов думаешь?! А что врагов у Советской власти больше чем достаточно, знаешь? И ты хочешь, чтобы я поверил тебе на слово?
— Хочу, — не сразу отозвался Егор.
— А ты бы мне поверил?
— Тебе — да! — твердо ответил Шилов.
Опять Сарычев долго молчал, смотрел на лежащего Шилова.
— Егор... — Сарычев успокоился, и теперь в голосе слышалась бесконечная усталость.
Язычок пламени в керосиновой лампе испуганно метался, и казалось, он вот-вот погаснет. На стене ломалась огромная тень от согнувшейся фигуры Сарычева, глаза, расширенные стеклами очков, блестели в полумраке.
— Попробуй вспомнить, Егор, — сказал Сарычев. — Еще есть время...
Он медленно вышел из камеры. Визгливо скрипнула дверь. Чуть позже вошел красноармеец, унес керосиновую лампу, и наступила темнота.
Шилов остался один. Некоторое время он лежал неподвижно, потом заворочался, сел на топчан, встряхнул головой. Он мучительно пытался вспомнить эти провалившиеся из памяти дни, напрягал волю, перебирал в уме короткие события...
Вот человек подает ему через окно пакет. Лица человека не видно. Он стоит так, что свет лампы не задевает его.
Шилов садится в автомобиль, пожимает руки ночным гостям. Их лиц тоже не видно. Хотя стоп! Лицо одного он запомнил — длинное, глаза навыкате, убегающий назад лоб...
Они едут по черным горбатым улочкам. Фары у автомобиля выключены, темно... Кто-то наваливается на Шилова сзади. Это происходит так неожиданно, что он не успевает оказать сопротивления.
А потом все расплывается: уходит понятие о времени, окружающее теряет всякие очертания... Кусок стены... Старое кресло. Гнутые золоченые ножки.
И вдруг, как при ярком электрическом свете, перед глазами Шилова появилось искаженное от страха лицо Ванюкина.
Шилов отчетливо видел его несколько мгновений. Потом все пропало.
Шилов вскочил с топчана, подбежал к окну. Ну-ка, ну-ка еще раз!..
Да, да, железнодорожная фуражка, блестящие пуговицы на мундире и лицо... лицо Ванюкина.
Ранним утром из ворот городской тюрьмы выехал открытый автомобиль. Впереди сидел шофер, сзади — Шилов и два чекиста по обе стороны от него. Скованные наручниками руки лежали на коленях. Егор безучастным взглядом смотрел прямо перед собой, потом закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Сопровождали его два молодых паренька в гимнастерках и кожаных фуражках. Лица их были неприступны — парни преисполнены сознания собственного значения.
У железнодорожного переезда машина остановилась. Шлагбаум закрыт. Пыхтя и отдуваясь, маленький паровозик пытался преодолеть пологую, но длинную гору. Он тянул груженный лесом состав.
Шилов разлепил ресницы, увидел состав, уныло ползущий в гору, и снова закрыл глаза. Лицо его было спокойным, словно маска уснувшего человека.
— Мне нужно выйти, — тихо сказал он, не открывая глаз.
— Куда это? — поинтересовался чекист.
— По нужде.
— Ты что, раньше не мог?
— Раньше не хотел, — так же равнодушно ответил Шилов.
— Не положено, терпи! — отрезал чекист.
Паровоз продолжал штурмовать подъем.
— Не могу терпеть, — снова нарушил молчание Шилов.
— А чего я могу сделать? — вскипел чекист.
Книга знаменитого режиссера и актера Никиты Михалкова – замечательный пример яркой автобиографической прозы. Частная жизнь и творчество сплетены здесь неразрывно. Начав со своей родословной (в числе предков автора – сподвижники Дмитрия Донского и Ермака, бояре Ивана Грозного и Василий Суриков), Никита Михалков переходит к воспоминаниям о матери, отце – авторе гимна СССР и новой России. За интереснейшей историей отношений со старшим братом, известным кинорежиссером, следует рассказ о своих детях – Ане, Наде, Степане, Артеме.Новые, порой неожиданные для читателя грани в судьбе автора открывает его доверительный рассказ о многих эпизодах личной жизни.
В сборник киносценариев известного советского кинодраматурга Э. Володарского входят восемь произведений, по которым поставлены художественные фильмы, завоевавшие широкое зрительское признание и высокую оценку критики. Это произведения о недавнем прошлом и о нашей современности — «Дорога домой», «Оглянись», «Расставания», «Птицы белые и черные», «Вторая попытка Виктора Крохина», «Прощай, шпана замоскворецкая!», «Про любовь, дружбу и судьбу». Особняком стоит сценарий «Проверка на дорогах», написанный по произведению писателя Ю.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман известного писателя и сценариста Эдуарда Володарского посвящен бойцам штрафных батальонов Красной Армии во время Великой Отечественной войны. Их называли «отверженными» — дезертиров и окруженцев, уголовников и «политических» тех, кто имел вину (подлинную или мнимую) перед Родиной и должен был искупить ее кровью. Шансы штрафников выжить в первом же сражении были минимальны — в лицо им стреляли немцы, а в спину, в случае попытки отступления, — заградотряды НКВД. Но они шли в бой не подгоняемые чекистскими стволами а ведомые воинским долгом и любовью к России.
Это мои записные книжки, которые я начал вести во время службы в армии, а точней, на Тихоокеанском флоте. Сорок лет катались они со мной по городам и весям, я почти никому их не показывал, продолжая записывать «для памяти» то, что мне казалось интересным, и относился к ним как к рабочему инструменту.Что же касается моих флотских дневников, вообще не понимаю, почему я в свое время их не уничтожил. Конечно, они не содержали секретных сведений. Но тот, кто жил в советское время, может представить, куда бы укатились мои мечты о режиссуре, попадись это записки на глаза какому-нибудь дяденьке со Старой площади или тётеньке из парткома «Мосфильма».
Сергей Наумов относится к тем авторам, кто создавал славу легендарного ныне "Искателя" 1970 – 80-х годов. Произведения Наумова посвящены разведчикам, добывавшим сведения в тылах вермахта, и подвигам пограничников.
В ночь на 22 июня 1941 года при переходе границы гибнет связной советской армейской разведки. Успевший получить от него документы капитан-пограничник таинственно исчезает вместе с машиной, груженой ценностями и архивом. На розыски отправлена спецгруппа под командованием капитана Волкова. Разведчикам противостоит опытный и хитрый противник, стремящийся первым раскрыть тайну груза.Роман является вторым из цикла о приключениях советского разведчика Антона Волкова.
В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха.
Повесть «Противостояние» Ю. С. Семенова объединяет с предыдущими повестями «Петровка, 38» и «Огарева, 6» один герой — полковник Костенко. Это остросюжетное детективное произведение рассказывает об ответственной и мужественной работе советской милиции, связанной с разоблачением и поимкой, рецидивиста и убийцы, бывшего власовца Николая Кротова.