Свой мир - [7]

«Жёсткий императив», — сам Рихард никогда не употребил бы эти слова, хотя в принципе знал, что они значат. А полчаса назад Рики путалась в глаголах, именах и местоимениях. Видно не так просто длилось молчание.

— Пусть будет императив, я согласен. Иначе было бы бесчеловечно. Смешно, правда?

— Не смешно. Когда правильно, то бывает грустно или весело, но не смешно.

Рихард присел возле джейрана, погладил мягкий бок.

— Мы можем ему помочь?

— Зачем? Трава поможет, завтра или даже сегодня. А нам пора идти. Надо отыскать тебе полноценный заменитель мяса.

Полноценного заменителя мяса найти не удалось. Они долго бродили по мокрой пойме. Рики порой вытаскивала из раскисшей почвы какие-то коренья, перемалывала их клювом, производя громкой треск, точь-в-точь, как аист, прилетевший по весне на старое гнездовье. Кое-что давала попробовать Рихарду. Вкус у корней был жгучий и не слишком съедобный.

— Не сезон… — вздохнул Рихард.

Видимо, Рики покуда плохо разбиралась в идиоматических выражениях, потому что спросила:

— Что значит — не сезон?

— Значит, сейчас ничего подходящего нет, но потом, может быть, вырастет.

— Потом вырастет, — эхом откликнулась Рики.

К месту своих ночёвок Рихард вернулся с пучком ворсистых черешков, вкусом напоминавших ревень. Да и всё растение с лопушистыми листьями, было на ревень похоже. Растение показала Рики, сам Рихард не решился бы попробовать его: вид волосатых черешков не вызывал аппетита. Набрать местного ревеня можно было бы целую охапку, но Рихард уже усвоил нехитрое правило: не брать ничего больше, чем на один раз. Никакие запасы здесь не сохраняются, всё будет изничтожено травой.

Рихард сидел на стократ надоевшем песочке, счищал со стеблей мохнатую кожицу и хрустел кислой сердцевиной. Нужно было думать, что делать дальше, но думалось плохо. Не получалось вспомнить даже, сколько дней он провёл в костюме Адама на ладонях у травы. Может быть, он и сам потихоньку превращается в траву, чтобы в конце концов уйти к ней навсегда. Пока рядом Рики, ещё можно жить, а когда она улетает по своим птичьим делам, существование становится вовсе негодячим.

Долизав остатки каши вприкуску с ревенём, Рихард улёгся на песке в позу эмбриона. Спать рано, но что ещё делать? Непонятно, как здешние обитатели сохраняют разум при таком дефиците впечатлений. Философским беседам вроде не предаются, искусствами не занимаются. Надо будет расспросить Рики, раз она слово «императив» знает, то, возможно, сумеет развеять недоумение.

Ночью пошёл дождь, холодный, но не ледяной. Рихард мёрз и с тревогой размышлял, наступает ли здесь зима. Пока он был на орбите, корабельная автоматика произвела соответствующие наблюдения, но Рихард не посчитал нужным с ними ознакомиться. Не думал, что этот вопрос может быть важен. Зиму под крылышком у Рики не избудешь, особенно, если Рики птица перелётная и, распрощавшись, усвистит на юг.

Надежда, что через пару недель появится спасательная экспедиция, стала совсем призрачной.

Рики прилетела на рассвете. Увидав Рихарда, который пытался найти для костра не слишком отсыревшие ветки, прижалась к нему, обхватив крыльями.

— Да ты совсем холодный! Почему ты спишь на песке? На траве теплее.

— Трава отнимет мои вещи, — сказал Рихард, кивнув на нож и котелок. — Без них я пропаду.

— А ты скажи, чтобы она их не трогала.

— Как скажи?

— Не знаю. Просто скажи — и всё. Ты умеешь разговаривать с травой?

— Нет, не умею. Вернее, я никогда не пробовал.

— Ты попробуй. Вдруг получится.

Когда Рики снова улетела, Рихард отправился шелушить зёрна на крупу и выискивать травы, на которые Рики указала как на съедобные. Целый день ему не давала покоя фраза: «А ты попробуй!». Такое легко сказать, а если лишишься ножа или котелка — это верная гибель. Но ведь есть ещё один предмет: брелок пеленгатора, висящий на золотой цепочке. Зелёный огонёк мерцает на нём, издевательски сообщая, что корабль цел и невредим, ждёт своего капитана. Совершенно ненужный брелок, олицетворяющий призрачную надежду.

Вечером, перед тем как улечься измятыми боками на песок, Рихард подошёл к самому краю домашней проплешины, опустился на колени, уложил брелок среди зелёных стебельков и, прижав ладони к траве, сказал:

— Не трогай эту вещь. Конечно, я не погибну без неё, но мне будет очень плохо.

Ночью ему так и не удалось уснуть, но характер Рихард выдержал и проверять свою укладку пошёл только утром. Брелок лежал целым на том месте, где Рихард оставил его. А ведь золотой была только цепочка, корпус же изготовлен из пластмассы, которая легко поддавалась действию травы.

Как обидно! Он мог бы быть сейчас в комбинезоне и обуви, с портативным гравитатором и кучей мелких приборчиков, позволяющих выжить на незнакомой планете. Да что комбинезон! Если бы знать заранее, что сразу после посадки достаточно припасть ладонями к траве и попросить: «Травка, не тронь мой кораблик!» — и всё было бы цело и исправно. Ведь он никому не навредил, ничего не измял, не сломал, не испортил. Если бы знать заранее…

На следующую ночь Рихард устроил себе постель на траве. Оказалось, что там действительно не то, чтобы тепло, но теплее и, всяко дело, мягче, чем на песке. Но сыро.