Сволочей тоже жалко - [8]

– Скажи сама. Я с ней не знакома.

Я отказалась от посреднической миссии, но в глубине души была согласна с Люськой.

От Люськи – реальная польза: каждодневный уход, душевное тепло. А от родственников – только потребительство и хамство. И больше ничего.

Люська-маленькая выросла. Ей было уже семнадцать лет.

Нэля жила себе, хотя и передвигалась на коляске. Ей было уже под девяносто, но голова ясная.

Я часто думала, в чем причина долголетия? Во-первых, гены. Во-вторых, характер. Нэля была совершенно беззлобная и независтливая. В ней не было никакого говна, как говорила Люська. Ей нравилась ее жизнь. Всегда, во все периоды. И сейчас тоже нравилась: природа, воздух, экология, Люська-большая и Люська-маленькая.

Нэля любила повторять: «Старость – это время свобод».

Люська-маленькая тоже любила Нэлю. За доброжелательность. Нэле все нравилось, а Люське-большой все не нравилось. Все сволочи и фармазоны, все жадные, за копейку зайца догонят и пернут.

Нэля не считала жадность недостатком. Она объясняла жадность как инстинкт самосохранения. Деньги – защита. И, конечно, жадность – от бедности.

В России после перестройки стало очень много бедных.

– Нэль, а как это получилось, что твой моложе на двадцать лет, а умер первый? – простодушно вопрошала Люська.

– Я от него этого не ожидала, – скорбно отвечала Нэля. – Как он мог?

– Чего? – не понимала Люська.

– Бросить меня одну на произвол судьбы.

– Так он же не нарочно. Он не хотел.

– Еще бы не хватало, чтобы хотел.

Нэля обижалась на мужа, поскольку доверяла ему безгранично. Он всегда был ее каменной стеной, и вдруг стена рухнула, и Нэля оказалась на холоде, на семи ветрах. Хорошо еще, что образовалась Люська с ее дурной правдой и золотой душой. Хорошо, что Нэля осталась не в городе, закованная в камнях, а в деревне с огородами и клумбами, на которых цвели пафосные георгины, торжественные стойкие цветы. Они стояли у Нэли на столе, и, просыпаясь по утрам, она здоровалась с ними.

Дни текли, похожие один на другой.

Когда мало впечатлений, время идет быстрее. Мне нравился этот спокойный, равномерный ход времени. Я не хотела потрясений, которые приносит любовь, потому что любовь очень часто превращается в мусорные баки, от которых воняет.

Люська приходила раз в неделю. В четверг. Но однажды пришла в понедельник, с пустыми руками и встревоженным лицом.

– Век, дай пятьсот рублей. Вовке на гроб.

Я онемела. Но что тут скажешь…

– Жалко Вовку, – произнесла я самое простое, что можно было сказать.

– Конечно, жалко, – согласилась Люська.

– Переживаешь?

– Тяжело…

Ушел олень беспутный. Грохнулся посреди жизни.

– Дашь? – еще раз проверила Люська.

– Ну конечно. Только приходи завтра, у меня сейчас нет русских денег.

Я получала тогда в долларах, и с рублями была проблема: ехать в обменный пункт, менять, возвращаться. Но куда деваться? В то время как-то все незаметно перешли на доллары. Рубль – валюта неуважаемая. Его прозвали «деревянный».

– А когда прийти? – уточнила Люська.

– Завтра в это же время.

– Ой, спасибо, я приду.

– Как там Нэля? – поинтересовалась я.

– В карты играет с соседскими бабами. В подкидного дурака.

– Понятно.

– Что понятно? – насторожилась Люська.

– Игра для дураков.

– Ты книжки пишешь, а корову подоить не можешь. А у меня хозяйство. Я все держу одна, а ты за собой тарелку помыть не можешь.

– Могу, – возразила я.

– Твои книжки можно читать, а можно не читать. А молочные продукты нужны каждый день.

– Это правда, – согласилась я.

– А пятьсот рублей дашь? – проверила Люська.

– Дам. Приходи завтра в это же время.

На другое утро я пошла на прогулку. У меня был привычный маршрут, вдоль речки и обратно. Прогулка на сорок минут, вдохнуть небо и речку, зарядиться от космоса.

От санатория мне навстречу двигался мужичок, похожий на гнома. На нем была вязаная шапка колпаком с оттянутой макушкой. Он шел, сгорбившись, нес на спине большой мешок с пустыми бутылками.

Поравнявшись со мной, гном повернул ко мне лицо. Это был Володька. Я не поверила своим глазам. Я собиралась давать деньги ему на гроб, а он – вот он, собственной персоной.

– Здрассьте, – поздоровался гном.

– Привет, – ответила я, продолжая изучать его глазами.

– Поэтесса? – уточнил гном.

– Вроде того, – согласилась я.

Володька слышал звон, но не знал, где он. Ему какая разница – проза, поэзия.

– А вы Володя? – прямо спросила я.

– Ну… – согласился он. – Не узнали?

Я повернулась и пошла, слегка недоумевая. Ну и Люська… Ради денег, причем маленьких денег… Ничего святого.

На другой день Люська явилась не запылилась. Смотрела на голубом глазу.

– А я видела твоего Володьку, – сообщила я. – Бутылки собирал.

– Как? – удивилась Люська и вытаращила глаза в притворном недоумении.

– Очень просто. Целый мешок набрал.

Люська помолчала, потом спросила:

– А пятьсот рублей дашь?

– Дам.

– А тысячу?

Я открыла кошелек. Все купюры были исключительно по тысяче рублей. Не буду же я рвать тысячную бумажку пополам.

– Дам, – сказала я. Протянула деньги.

Люська никак не ожидала такого поворота событий. Она опасалась, что не получит ничего, а тут целое состояние.

Люська грохнулась на колени и уткнулась головой в пол. Как мусульманин на молитве.