Своенравная красавица - [21]

Сэр Даррелл с женой попрощались в уединении, в собственных апартаментах, и как тяжко им было, знали только они. Леди Конингтон, бледная, но очень спокойная, вышла рука об руку с мужем, а теперь стояла, опираясь на трость с золотым набалдашником, пока сначала он, а затем их сын церемонно прощались.

Черити, стоявшая чуть в стороне, наблюдала за ней с любовью и восхищением. Слабая, больная, оставшаяся одна с грузом ответственности за громадное поместье, провожая мужа и единственного сына на войну, эта женщина все равно держалась очень прямо и с большим достоинством. Она гордилась своим отважным семейством.

А вот с Элисон дело обстояло совсем иначе. Горничная одела и причесала ее очень тщательно, но она плакала и была в смятении, веки опухли, под глазами залегли темные тени, все тело сотрясалось от рыданий. Видя, как она цепляется за Даррелла и как расстроен он из-за этого, Черити просто обязала себя подавить вскипевшее раздражение.

Сэр Даррелл спустился по ступеням и сел на лошадь, сын хотел последовать за ним, но Элисон испустила отчаянный крик и еще крепче вцепилась в него. Даррелл бросил в сторону Черити взгляд, полный смертной муки, это был призыв «На помощь!». Она шагнула к Элисон и ласково взяла ее за плечи:

— Элисон, успокойся, умоляю тебя! Ты сделаешь себе только хуже, если будешь так расстраиваться, а Дарреллу еще тяжелее будет уехать.

Элисон не обратила ни малейшего внимания на ее слова, и Черити добавила тихо:

— Прояви милосердие, Даррелл, уезжай! Так будет лучше всего.

Даррелл кивнул, его лицо побелело от невыносимости этих минут, и, силой оторвав от себя руки Элисон, он передал жену ее младшей подруге. Он быстро и крепко пожал руку Черити и сказал с нежностью:

— Да благословит тебя Господь, малышка!

— И тебя, Даррелл! — Печаль и страх охватили Черити, но она высоко подняла голову и заставила себя улыбаться ему, пока он не отвернулся.

Даррелл сбежал по ступеням и вскочил в седло. Кони двинулись к воротам дома. Когда они приблизились к ограде, Даррелл и его отец, натянув поводья, обернулись. И Черити, склонившись к безвольной фигуре на своих руках, произнесла страшным шепотом, которого не слышал никто, кроме леди Конингтон:

— Подними голову! Подними голову и улыбнись! Позволь ему, по крайней мере, унести с собой это воспоминание.

Но Элисон ничего не хотела, и тогда сама Черити улыбнулась и помахала в ответ на поднятую в прощальном жесте руку Даррелла.

Копыта лошадей клацали и звенели под аркой ворот и за ними, а следом, залитые солнечным светом, быстро шагали пешие воины. Женщины и дети тоже потянулись за ними, и через несколько минут передний двор, только что полный движения и ярких красок, опустел. Лишь тихое воркование голубей и шум белых крыльев нарушали теперь его тишину.

Леди Конингтон стояла неподвижно наверху, стиснув руки на трости, летний ветерок трепал седые волосы, обрамлявшие бледное лицо, и, казалось, ее морщины стали глубже. А Элисон все еще рыдала, опустив голову на плечо Черити.

Группа мужчин уходила вдаль по дороге, что ведет через парк к деревне, грохот шагов и стук копыт слабели с каждой минутой, и наконец леди Конингтон зашевелилась и глубоко вздохнула.

— Теперь их уже не видно, — тихо сказала она. — Что ж, мои дорогие, пойдемте в дом!

Глава 6 ЗИМНИЕ ПЕЧАЛИ

После отъезда мужчин из Конингтона для оставшихся потянулась вереница тревожных дней. Они знали, что сэр Даррелл намеревался вести своих людей на соединение с маркизом Хартфордом в Сомерсет, где то и дело возникали столкновения. Но больше никаких сведений не поступало, хотя слухов ходило множество. Плимут объявил себя сторонником парламента, и во время очередного обязательного визита в Маут-Хаус — на чем настаивала леди Конингтон — Черити обнаружила, что все пребывают там в мрачном унынии. Миссис Шенфилд пришла в отчаяние, узнав, что оборваны все связи с ее сыном и братьями, а ее муж, так и не разобравшись в том, на чьей он стороне, впал в тяжелую задумчивость. От своей кузины Сары Черити узнала, что многие молодые люди из имения Джонатана Шенфилда сбежали и примкнули к тем, кто ушел с сэром Дарреллом, а оставшиеся имели вид угрюмый и недовольный.

Как и предвидел Даррелл, работы было так много, что не хватало времени для отдыха и праздных размышлений. Когда народ призвали к оружию, уборка урожая еще не закончилась, а кроме того, предстояло подготовиться к грядущей зиме. В этом году из-за смутного времени готовиться к зиме следовало особенно тщательно. Не было дома, начиная с поместья Конингтона и кончая самой жалкой хижиной, где не ощущалось бы отсутствие молодых здоровых мужчин. Ушло немало работоспособных людей, и кто мог сказать, когда они вернутся и вернутся ли вообще? Оставшиеся тянули за двоих, а сердца томились страхом.

Был канун Дня Всех Святых, когда поступило первое известие. В Конингтоне вечерний молебен отслужили, как обычно, в маленькой часовне, после его окончания леди Конингтон вместе с Элисон и Черити направилась в свои апартаменты, и пока они проходили через Большой холл, внезапно раздался громкий стук в парадную дверь. В первую секунду все удивленно застыли на месте. Затем миледи медленно перешла к креслу у камина и дала знак седовласому дворецкому ответить на стук. В сопровождении слуги он прошествовал через вестибюль, в то время как другие домочадцы сбились тесной группкой, перешептываясь и не зная, чего и ждать.