Своё и чужое: дневник современника - [38]

29 января. Позвонила и попросила утешения, успокоил, как мог. И слабый делается сильным, когда просят о помощи. Вопреки неудачам и несообразностям дышу, заполняю дни, размышляю.

2 февраля. Два крыла у человека — вера и знание. Без веры мёртв, делец; без знания беспомощен, юродивый. И то, и другое приобрести трудно, но знания универсальны и неоспоримы, а веру не возьмёшь напрокат, надо выращивать самому. Во что же верить, в земное или божественное? Опыт подталкивает ко второму: божественное через земное, как дано историей Христа.

Временами душа взыграет, хочется рассыпаться сверкающим снегом, вспыхнуть заревой полоской, лечь луговым ковром. Всё нечеловечье — родное, тёплое, надёжное, всё прочее — боль и сомнения каждый день. Сколько же я раздал авансов одним, осудив других, как будто забыл, что права на приговор не имею.

21 февраля. Через 100 лет Англия покаялась перед памятью Уайльда. В России расправлялись за ум, независимость, политику, но никогда — за любовь. Не так уж далеко ушла благопристойная Британия, не так уж безнадежно отстала Русь. Можно любить женщину, ребенка, кошку собаку, а мужчину мужчине — нельзя. Как будто можно разделить любовь на чистую и порочную, она вся — умиление и восторг души. Моя любовь к Саше, Жене всегда со мной, как и неутихающая боль от потери. Помнишь, друг, я написал тебе про озеро, затерянное в лесной глуши, зыбкие воды которого всегда прозрачны и таинственны? Я смотрел в эти воды, замечал их неуловимое колебание и молодел. Ты тянулся ко мне, догадываясь, что не предам, поддержу, согрею, и мы срастались всё крепче во взаимной искренности, порыве, ласке.

2 марта. Оплакиваем Листьева. Всеобщий любимец, профессионал высокой пробы, обаятельный и открытый в общении с миром. Раскручивание дежурной суеты, чтобы сбить накал негодования. Странно, что ничего не меняется, умри хоть дворник, хоть герой. Колесо катится по наезженной колее. А надо остановиться, замереть, прислушаться, задуматься. У всех свинцовая усталость от неудач, срывов, беспросветности. И назад нельзя, и вперёд не хочется, Всплывает гибельное: будь, что будет.

4 марта. Убивают молодую, поднимающуюся Россию. Незадолго до гибели он беседовал с Немцовым, оба красивые, уверенные, умные, устремленные. И без этой патологической злобы, брюзжания, неприятия. Сто лет назад лучшая молодёжь шла в революцию ниспровергать, теперь она рвется творить и строить. И это у нас, где радикализм был модой, кипел в крови.

8 марта. Дышал весной. Денёк переменный: то рассеянное солнце, то сизая мгла и сухой шелест снежных хлопьев. А воздух уже напитан влагой, светится белизна берёз, сорочьи свадьбы. Отлегло с души. Вчера подошёл мальчишка-проказник и настойчиво просил прощения за собственное непотребство. Я напустил строгость, а внутри ликовал: это от неба.

18 марта. Мнение немца о России в «Колыванском муже» Лескова: «там выходит всё…что-то неопределённое». Через век аналогичное констатирует философ: «страна вечной

беременности». Русские оплодотворяют планету и бессильны у себя дома. Если вспомнить Герцена, нас душат концы, тянущиеся из прошлого. Как никогда, видно это обилие концов — мощная корневая система.

30 марта. У знакомой торговки дневной доход до 50 тысяч. Торгует на вокзале у проходящих поездов, покупают охотно, милиция не мешает: как-то они договариваются. А Ельцина ненавидит и собирается голосовать за коммунистов. «Да ведь они сразу прикроют вашу торговлю», — напомнил я ей, и эта очевидная мысль её смутила, она и не задумывалась о связи своей свободы с нынешним состоянием страны. Как безошибочно этот массовый сорт людей — «воителей» прозрел Лесков, с их «аргентами», «петриотами», «кукотками», «керамидами» и т.п. невнятицей. Как они деятельны, хлопотливы, вездесущи — «иголка сидит» — и всё для себя, для «телополезного». Каким кипят негодованием к непохожим на них «уродам», «оглашённым» и со вкусом казнят их. Вся мировая культура прошла мимо них, все духовные движения тысячелетий обтекают их невозмутимо. Для них нет трагедии, только невезение и заминка, как у Марьи Мартыновны: «В долине Драгестана с винцом в груди заснул отрадно я». Гордятся древним православием, из которого вытравили христианскую сердцевину и осталось: «Я говею и сообщаюсь, а вы никогда. Кто из нас — христианин?» Вот от чего погибла Русь — трубное торжество Кривды.

9 апреля. Иначе, как подленьким, поведение прибалтов в преддверии Победы не назовешь. Взять все от щедрости нашего народа и сводить с ним запоздалые счёты — такое ложится позором на века. Вот она, их хвалёная культура, а ведь когда-то будет стыдно.

Что остаётся человеку, непрошено вытолкнутому в мир? Только одно – наполниться. Струящиейся тишиной, светом звезд, неистовой и печальной музыкой, смехом и рыданиями... Иначе жить не стоит, пустота, грязь, утроба-смерть /читая об Олениной/.

28 апреля. Пришёл в школу бывший ученик Суриков, студент, и сказал слова, которые в нашей среде либо неуместны, либо произносятся у гроба: «Вы — уникальный учитель». Правда, и ученик был уникальный, из тех пытливых, задумчивых мальчиков, которыми всегда была жива Русь. Звал в избранное общество для обсуждения глубин германского эпоса. Право, только руками разведёшь и встрепенёшься: не скудеет родная нива, не переводятся рыцари Круглого Стола.