Своё и чужое: дневник современника - [16]

Шрифт
Интервал

Читая ЛГ, подумал, что всю нашу историю можно оценивать по степени высвобождения правды о прошлом и современном. Вне правды и в удалении от неё прогресс невозможен, и вот её извлекают из тайников и начинают усиленно насаждать во времена крайнего оскудения и застоя. А там, где правда, там и подлинная демократия, плодов которой мы ещё никогда не вкушали.

Вопрос: почему полвека не переиздавали Бакунина? Все просто, старик оказался прав во многих своих опасениях, глубоко проник в природу любого государства как нароста на общественном организме. Вопреки всем разговорам и попыткам, самоуправление и государство у нас несовместимы.

Открыл Лермонтова — и сражен «Русалкой», объяснение «непонятной тоски». Они в разных стихиях, выйти из которых уже не могут. Отсюда призрачная жизнь одной, беспробудный сон другого. А бесподобная «Ветка Палестины» — цепь равнозначных превращений и положений одного существа. Поздно прикасаюсь к поэзии и начинаю её понимать.

8 ноября. Документы 14 — 15 веков, на первом месте земля и всё земное, а человек — как приложение к земле, их нерасторжимая зависимость. Теперь осознания этой связи нет из-за иллюзии могущества, и земля гибнет. Всё хуже слышим историю, больше увлекаемся показным сохранением памяти, чтобы успокоить совесть. А ведь основное — поддерживать и питать струю народного творчества, народной нравственности. Разрыв с историей породил опустошённость и бесплодие. Факт: экономические стимулы сознательно и широко использовались 500 лет назад, а в наши дни постоянно пытаются объехать экономические законы и личный интерес. В качестве урока истории я бы давал в «Правде» монтажи из летописей, грамот, писцовых книг с умным комментарием. Какое детальное знание и понимание материального мира, хозяйства, житейских мелочей, та самая свобода обладания предметом, которая невозможна при малейшем отстранении и спеси.

Шаталов произвёл двойственное впечатление. Увлеченность, горение — с одной стороны, самомнение и нетерпимость — с другой. Плохо верю в его универсальный метод, да и зачем замыкаться на нескольких учителях? Это негромкая профессия.

Мне в школе дальше идти некуда, любая перемена не пугает и представляется желанной. Так тяжело воспринимаю любые детские вывихи, сытость, неряшество, что готов бежать хоть в дворники, хоть в почтари.

22 ноября. Нынешняя школа изжила себя, жизнь вокруг неё интересней, сильней, бесспорнее и потому влечёт подростков, а школа вызывает либо насмешки, либо презрение. Злосчастная реформа-карикатура, хуже не придумаешь. Нужна модель общества: полная занятость в течение дня, ранний труд на современном производстве, насыщение искусством, спортом, обилие специалистов-практиков. малые коллективы — нечто вроде детского фаланстера. А пока приспособление новых задач к старым формам и мертвечина. Аргумент против школы и свидетельство её бессилия — засилье рока. Если в школе нет искусства, его находят на улице. Я не могу опуститься, они уже не могут подняться выше рока.

25 ноября. Жить без женщины легко, когда она существует лишь для постели, и тягостно, если она неотторжимая часть души. Первое никогда не было смыслом моих Устремлений, второе едва задело и оставило тоску. Теперь не вижу никого. Люди вообще с удовольствием рассматривают друг друга на расстоянии, а в своём микромире слепы и привередливы. Напрочь ушла открытость, доверчивость, а их жаждут, только вымещают на собаках и кошках. В этом случае безусловная преданность и восприимчивость, а люди...

21 декабря. Всё думаю о «Плахе», читал наскоро и буду читать ещё, снова вспомнились «Три минуты молчания». На таких книгах совесть воспитывается. Извечный спор о человеке, но доведённый до последней черты, до плахи. Нет войны, голода, нищеты, а есть душа человеческая, выгоревшая дотла, и зверь цепенеет перед этой душой, зверь, которому неведомы ни подлость, ни благородство. У Айтматова сильный, выстраданный толстовский мотив: только от самих людей зависит высота или низменность их общества. Но что же делать, чтобы не вели на заклание совесть? Необходимо встречное движение власти и человека, справедливость государства должна исключать возможность неверного выбора. Пока же наша система не срабатывает. В воспитание не верю, натура сильнее и развивается своим путём. Если установленные порядки не станут капканом для скверны, последняя станет привычкой. На руководстве историческая ответственность, малая червоточина — и начинается антонов огонь.

В «Плахе» все три разновидности живого: полусоциальные типы с уклоном к животному, чисто социальные и звери, средоточие инстинктов. Признак полусоциального типа исчезновение тревоги за род, ближних и дальних.

Слушал беседу критиков о «Плахе», набор необязательных и холодных рассуждении. Умер Молотов, и об этой смерти ни звука. Стыдимся своей истории и снова выталкиваем её за порог. Сколько таких примеров вандализма, от осквернения могил до препарирования прошлого. Ведь это призыв: живи одним днём, что схватишь, то и твоё, будущему ты не нужен. Тысячелетнее событие ближе и дороже вчерашнего дня, ибо оно безобидно. Но так честность и ответственность не культивируются.


Рекомендуем почитать
Лукьяненко

Книга о выдающемся советском ученом-селекционере академике Павле Пантелеймоновиче Лукьяненко, создателе многих новых сортов пшеницы, в том числе знаменитой Безостой-1. Автор широко использует малоизвестные материалы, а также личный архив ученого и воспоминания о нем ближайших соратников и учеников.


Фультон

В настоящем издании представлен биографический роман об английском механике-изобретателе Роберте Фултоне (1765–1815), с использованием паровой машины создавшем пароход.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том I

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 3. Том I

«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.


Мишель Фуко в Долине Смерти. Как великий французский философ триповал в Калифорнии

Это произошло в 1975 году, когда Мишель Фуко провел выходные в Южной Калифорнии по приглашению Симеона Уэйда. Фуко, одна из ярчайших звезд философии XX века, находящийся в зените своей славы, прочитал лекцию аспирантам колледжа, после чего согласился отправиться в одно из самых запоминающихся путешествий в своей жизни. Во главе с Уэйдом и его другом, Фуко впервые экспериментировал с психотропными веществами; к утру он плакал и заявлял, что познал истину. Фуко в Долине Смерти — это рассказ о тех длинных выходных.


Хроники долгого детства

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.