Свободу мозгу! - [10]

Нужно ли с ним спорить, если и сами так думаем и распространяем это утверждение на свою интеллектуальную жизнь? Но первобытный Homo sapiеns в течение первых ста пятидесяти тысяч лет был совершенно свободен и лишь потом заговорил о безопасности. Свобода — мать всех человеческих свершений, а не безопасность. И не наоборот.

В «жизни на пятерку» нужно всеми силами стараться сохранить свое место, хотя бы ради почета и уважения. Но если в настоящей жизни цепляться за него, то упустишь свой шанс, так как не сможешь избежать заточения. Один рекламщик заявил, что, если к пятидесяти годам вы не обзавелись дорогими часами «Патек Филипп», то вы проворонили свою жизнь. На что художник Буле ему возразил: «Вы проворонили свою жизнь, если в пятьдесят лет все еще мечтаете об этих часах».

Остается только добавить, что если вы всю жизнь просидели на одном месте, то по-настоящему и не жили. Это было существование на оккупированной территории, а оккупантом был конформизм, за который вы со страхом цеплялись обеими руками. Потеря своего места — это одно из самых убийственных для человека переживаний, мы еще увидим подтверждение этому в нейропсихологических опытах. И этот страх, особенно если его культивировать, заставляет нас оставаться здесь любой ценой, даже с точки зрения собственного сознания. Ярким подтверждением этому принципу служат побочные жертвы войн и массовых преступлений.

В ложной жизни не рекомендуется сохранять автономию (самостоятельность). Не мы выбираем, какие дисциплины будут изучаться во французской школе. Программа и ритм обучения навязаны государством. А если появляются какие-то сведения вне программы, то лишь потому, что некоторые понятия, по мнению учителей, пока еще не доступны ученикам. Хотя в реальной жизни автономия — это единственный путь к свободе. Нужно учиться самостоятельно думать и разоблачать любой абсурд, какая бы власть их ни пропагандировала и ни практиковала.

Вот худшее из заблуждений «жизни в системе оценок»: успех или поражение в серьезных вещах всегда индивидуальны, а во второстепенных они могут быть и коллективными. Но это абсолютная ложь. Начиная от охоты на мамонта до высадки союзников в Нормандии или при строительстве пирамид все изменяющие мир события являются результатом коллективных успехов или неудач. В результате индивидуальных успехов или поражений происходят лишь те, что ничего не затрагивают.

Кто среди читателей этой книги сохранил школьные сочинения? А те несколько романтиков, которые их сохранили, наверняка согласятся, что эти работы ничего не изменили. Каждое сочинение в школе оценивается индивидуально, и отметка имеет большое значение. А групповой научный проект[21] особого значения не имеет. Совместную работу в настоящей жизни называют сотрудничеством, а в школе — умением изловчиться. В этой жизни коллективная работа — это нечто серьезное, а в школе к ней относятся несерьезно. Так следует ли удивляться, что человечество, воспитанное на этих принципах, категорически неспособно к сотрудничеству в мировом масштабе, ради сохранения Земли или собственной жизни? Можно ли с уверенностью сказать, что сегодня представляет собой наша школа: благо или зло? Множество людей, которые гордятся своим школьным образованием и убеждены в собственной значимости, без зазрения совести совершили самые жестокие злодеяния в мире. Они являются доказательством, что школа, с ее критериями превосходства и успешности, лишена гуманности и доброты.

В настоящей жизни человечество выработало великое разнообразие идей, практик, методов, мировоззрений. А в ложной жизни школа говорит: «Вне моих рамок нет спасения». В то же время, наблюдая собственные неудачи, та же самая школа допускает, что ее приоритетом является если не учеба, то социализация ученика. Но как можно воодушевить его на дальнейшие свершения, если он не научился работать в коллективе? Я убежден, что школьная социализация возникает только случайно, да и то во время перемен, а не в классе. Как думаете, кто бы выиграл, школа или переменки, если бы они длились постоянно? До сих пор нет ни одного исследования, подвердившего превосходство классной комнаты.

В традиционных и естественных обществах существование соответствует занимаемому месту, а перспектива его потери настолько ужасна, что люди готовы на все. А в нашем обществе постмодерна место само по себе ничего не значит, откуда и возникает культура фиксированного места[22] с его конформизмом и исключением несогласных. Наше общество превратилось в своего рода механизм. Чтобы попасть в него, нужно стать подходящей деталью известного качества. Вот таких «винтиков» и фабрикует из нас школа. Из открытых, креативных, дружелюбных, спонтанно проявляющих братские чувства, неконформных детей она производит отдельные шестеренки. Закончили Политехническую школу[23]? Зарплата будет выше, чем у выпускника Университета в Туре, потому что обработка в Политехе стоит дороже.

Школа — это разделение на группы, и именно поэтому она не может всех удовлетворить. Она не должна оправдывать ожидания своих учеников и разочарует Человека, а не Завод, который является ее конечным потребителем. Чтобы изменить школу, достаточно допустить, что именно Человек, а не Система является ее главным клиентом. Нельсон Мандела был тысячу раз прав, когда провозгласил: «Если вы хотите изменить мир, измените школу!» Но в индивидуальном порядке это сделать невозможно.