Свободный Волк - [31]

— Папа, давай садись! — позвал он Мосика. — А бедного сиротку вяжи его же пояском и клади на лошадь. Я его усыновлю потом. Сиротка был порядком уже потрепан, и потому сопротивляться не стал.

Не дожидаясь приятелей Горькуши, приятели помчались на лошадях, но не в город, как раз наоборот, подальше от него.

— Я начинаю, папа, думать, что мы с тобою должны сбросить балласт, только сначала его допросим.

— Соображаешь, зятек.

Для допроса они выбрали хорошее местечко, подальше от той фермы, где позаимствовали лошадей у дружков Горькуши. В небольшом овражке, укрытом от случайных взглядов стоящими кругом деревьями.

— Давай, рассказывай, поросячий корм, кого подстерегал ты на дороге. И где твои дружки? Далеко ли ушлепали пешком-то? Так грозно вопросил у пленника проницательный Мосик.

— Папа, дайте я! Сколько было вас всего? — спросил у перетрусившего пленника Стайс.

— Двое, — ответил тот, — нет, трое.

— Так двое, или трое?! — возвысил голос Мосик. — Щас как тресну по сусалам!

И замахнулся своей неслабой ручкой. На лице его нарисовалось такое твердое намерение снести приятелю головку, что у вора явно встали дыбом волосенки.

— Двое! — крикнул он и получил затрещину. И прошептал:

— Или трое.

— Он издевается! — вскипел тут Мосик. — Чтобы я поверил, что Горчица не умеет считать до трех!

«Он в самом деле не знает, сколько их.» — отозвался в голове Стайса Юсс. — «У него какая-то путаница в мыслях. И это мне не нравится.»

— Папа, погодите. — вмешался Стайс. — Назови их имена, Горькуша. Как их звали? Ты помнишь это?

Тот задумался. Искоса взглянул на Стайса. Мосик молча сунул ему в нос большой кулак. И пленник тут же вспомнил:

— Я был с Капустником и с Передрягой.

— А третий? — терпеливо спросил Стайс, отодвигая от носа пленника большой кулак папаши.

— Его я не знаю. Ни имени, ни откуда он. Он то появлялся, то исчезал. — торопливо ответил пленник. И Стайс с удивлением увидел, как на его бледном лице проступил холодный пот. Тот явно был испуган, причем, боялся совсем не Мосика. «Он не лжет.» — подтвердил Вендрикс Юсс.

— Кого вы ждали? — снова спросил Стайс.

Нимра подключился к мозгу Стайса напрямую. Теперь Стайс получал всю информацию от Юсса не словами, а образами и ощущениями. В его сознании возникло такое чувство, словно он смотрел на себя глазами пленника, ощущал его эмоции. Воспринимал смутно даже его воспоминания.

— Эти двое, Капустник и Передряга, твои дружки? Ты хорошо их знаешь?

Возник мгновенный образ, потом второй. Два плута, один другого стоят. Мелкое ворье, пройдохи, оборванцы.

— Кого вы ждали на дороге? Неопределенность. Кого угодно.

— А третий кто? — внезапно резко спросил Стайс.

Мгновенный всплеск страха. И мутное чувство тяжести в желудке. Голова болит.

— Вспомни, как он выглядит?

Возникла темная высокая фигура в плаще. Не видно глаз. Он приходит только в темноте. Он вызывает ужас.

— Как его зовут?

Но пленник закатил глаза. Лицо его приобрело синюшный цвет. Нимра поспешно разорвал ментальные связи, чтобы Стайс не получил сенсорный удар.

— Как бы там ни было, мы от них удрали. — провозгласил Мосик. — И думается мне, что они за нами не угонятся на своих двоих, если, конечно, они не припасли себе еще двух-трех лошадей.

— Да стал бы я бояться Капустника и Передрягу! — разорялся он, сердясь только лишь при мысли, что кто-то мог подумать, что его так беспокоят всякие там оборванцы.

Но Стайс чувствовал сомнение. Пленник потихоньку приходил в себя. Он озирался и явно был испуган. Чего он так боится?

«Он не знает этого определенно. Он просто боится. И вы ему страшны менее всего.»

— Ладно, Мосик. Поехали. Господина этого возьмем с собой. Что-то мне не хочется бросать его на произвол судьбы. Попадет опять в плохую компанию. Научат его всему нехорошему. А мне его еще воспитывать.

По унылой физиономии Горькуши стало видно, что он предпочел бы сколь угодно плохую компанию, только бы не эту. Его снова привязали к седлу. Он повиновался, но мрачно посматривал на всех. Стайс решил, что путем-дорогой пленник маленько разговорится. Стайс ехал на черном жеребце. Конь был хорош.

«Странно, — подумал Чевинк, — ход у коня отличный, а на морде нет ни следа от упряжи. Словно он всегда ходил неоседланным.»

«Мне тоже не по себе.» — признался Вендрикс Юсс. — «У кого-то нехорошего свели мы коника.»

День уже клонился к вечеру, когда все трое приблизились к развалинам некогда большого замка. Путники расположились на ночлег на южной стороне. Там, где солнышко за целый день согрело и высушило камни и землю. Коней стреножили и пустили пастись неподалеку. Осторожный Мосик развел огонь в какой-то старой жестяной посудине, валявшейся среди груд мусора, предварительно закопав ее поглубже в землю. Закусили скромно последними рыбешками из мешка Стайса, да черствым хлебом. Мосик был против того, чтобы накормить Горькушу, но Стайс распорядился иначе. И воришка получил сухой хлебец и рыбу.

* * *

— Не нравится мне это. — проговорил негромко Мосик, лежа на спине и глядя в усыпанное звездами не по-весеннему безоблачное небо.

— Звезды? — лениво спросил Стайс, развалясь на остывающих камнях. Мосик помедлил и ответил: