Свободный Волк - [30]

Перед ними постепенно вырисовывался стоящий среди мокнущих весенних полей и чахлых деревец полуразваленный крестьянский дом. На подошедших ближе приятелей смотрели выбитые окна, сорванные двери. То, что когда-то было огородом, теперь сплошь поросло бурьяном и полынью. Разобранный по бревнышку коровник, останки сельскохозяйственных орудий.

— Нда, — философски вздохнул Мосик, — тут, очевидно, нашим сказкам не найдется слушателей. Также, думаю, никто не предложит нам с дороги ни чарочки, ни пирожка.

Они уже хотели миновать, не останавливаясь, это место, как на дорогу вышел старичок.

— Подайте, люди добрые, кусочек хлеба! Помираю с голодухи, ферму разорили, всю живность увели.

— Да-да, — ответил Мосик, — три дня не ел, три дня не пил. Отсохли ноженьки, нет мочи. Повисли рученьки, как плети. Болтается головка, а в ней язык, как помело.

Произнося все это, он достал из сумки завернутую в тряпицу четвертушку каравая.

— Держи, Горькуша, все у тебя всегда не ладится. Был бы честным вором, имел бы маленький, но верный доходец.

— Ба! Мосик! — старик вдруг выпрямился. Из-под седых лохматых бровей выглянули совсем нестарые глаза. — Ты откуда, брат?!

— Нет, Горькуша, я тебе не брат. Я еще не опустился до того, чтобы клянчить у путников кусочек хлеба.

— А кто твой спутник? — Горькуша устремил на Стайса острые глаза. Он не спешил жевать и мял в руках горбушку, словно позабыл о ней.

— А вот это тебе знать ни к чему. Да, впрочем, если хочешь, я могу тебе сказать, что это жених моей дочурки. Конечно, он не богатырь под стать ей, но тоже в хозяйстве может пригодиться. Только тебе-то знать зачем?

«Подсадная утка.» — определил нимра Юсс. — «Ждет своих дружков, разбойников. Старается развлечь вас разговором, чтобы задержать.»

— Ну, если вы поели, господин хороший, — вмешался в разговор Стайс, — то мы пойдем с папашей. Нам недосуг тут околачиваться. Дело ждет.

Последнюю фразу он сказал напрасно, потому что Горькуша встрепенулся и заискивающе принялся заглядывать в глаза обоим.

— Что же за дела у тебя, Мосик с твоим зятьком? Не возьмешь ли и меня на дело? Кстати, как звать его?

— Ну, завертелась мельница! — недовольно отозвался Мосик. — Тебе сказали, что за дела. Свадебка у нас. А ты, небось, уж думал, что я поймал и веду к властям Ярса Стамайера? Он расхохотался при виде вытянувшейся у Горькуши физиономии.

— Ну точно, думал! Слушай, Горчичка, разуй глаза! Стал бы я родниться с Летучим Барсом?! Его, поди, уж косточки развеял ветер по галактическим дорожкам! Ах, что это я?! Ведь это ж точно он! Смотрите, костюмчик-то барсячий! И личико, ну точно Барс! Давай, Горькуша, тащи скорей веревки, повяжем милого, и в каталажку! Тебе деньга и мне деньга.

— Бросьте, папа! — недовольно промолвил Стайс. — Мало, отдали проходимцу наш с вами ужин, теперь еще и потешаете его бесплатно.

— Вот, видишь, Горечь, мне некогда. Пойду скорее, обкручу парнишку, пока не догадался, кто невеста.

Мосик двинулся вперед. Стайс — за ним.

— Эй, погодите! — опомнился Горькуша. — Погодите, так нельзя! Давайте, попьем чайку, посудачим о жизни!

— О жизни, милый, не судачат. Ее живут. — небрежно отозвался Мосик.

Горькуша забежал вперед, все так же сжимая в руках горбушку. Борода слегка отлипла от его щеки. Стайсу стало видно молодое, испитое лицо неудачника и бедолаги. Он был так тощ, словно постоянно недоедал. «Наркоман и алкоголик.» — подтвердил Вендрикс Юсс и добавил:

«Позади хибары привязаны две лошади. Советую не ждать, когда появятся хозяева, а быстро, как полагается мошенникам, забрать добро.»

— Знаешь, папа, — высказался Стайс, — я думаю, что честным ворам не следует ходить ногами, когда есть лошади.

— Какие лошади?! — взвился Горькуша.

— Такие! — глубокомысленно ответил Стайс.

— Откуда лошади? — удивился Мосик.

— Оттуда. — ответил Стайс и показал рукой за амбар.

— У тебя есть лошади, негодник?! — Мосик сгреб лапой тощего приятеля и оторвал его от земли. Висящий в воздухе Горькуша дрыгал лапками и скулил.

Пока Мосик с ним разбирался, Стайс поскорее направился за дом. Обогнув развалины сарая, он перебрался через ветхие останки того, что когда-то, вероятно, служило здешнему хозяину не то сохой, не то плугом. У поперечного бруса и в самом деле оказались привязаны две лошади, уже оседланные. Но Вендрикс ошибся, всего их было три. На огороженной площадке свободно бегал еще один рысак. Конь был красавец. Черный, как ночь, без единого белого волоска. Он всхрапнул и покосился на Стайса огненным глазом. Две другие лошади чего-то пугались. Они рвались с привязи и громко фыркали.

— Но-но, красавицы! Прошу без глупостей!

Заслышав человечий голос, лошади внезапно успокоились. Они доверчиво ткнулись в руку Стайсу и нашли там по горбушке хлеба. Черный жеребец притих и тоже потянулся к человеку. Кобылы протестующе заржали.

— На что обиделись, голубушки? — ласково спросил их Стайс, не понимая, что может так сильно беспокоить лошадей.

«Что-то происходит, Стайс. Тебя с приятелем все время опережают. Где бы ты ни появился, вас уже встречают. Ладно, пока лишь олухи. А дальше что?»

— Там видно будет! — беспечно ответил Стайс, отвязывая двух лошадей. На морду жеребцу он накинул веревку, решив ничего не оставлять преследователям. На него он сел, а двух других повел на поводу.