Свободный полет. Беседы и эссе - [25]

— У вас с Наташей удивительная история. Вы ведь учились вместе в школе?

— В одном классе.

— У вас отношения были в школьные годы или нет?

— Никогда! Мы дружили. Поэтому я могу сказать, что это одно из удивительных событий, которое произошло в моей жизни.

— Через сколько лет после окончания школы вы встретились с Наташей вновь?

— Мы встречались несколько раз. У нас не было общей компании, мы виделись пунктирно в течение девяти-десяти лет с момента окончания школы.

— Что тебя вдруг зацепило в женщине, которую ты так давно знал?

— Я не знаю. И вот это «я не знаю» и есть для меня самый главный фактор во взаимоотношениях между людьми. Если я могу объяснить дружбу, могу объяснить родственные связи, то любовь объяснить невозможно. И это для меня самое главное. Чем старше я становлюсь, тем реже пытаюсь это анализировать. Это данность и счастье, вот что это для меня.

— У тебя был момент настороженности, что ты берешь в жены женщину с двумя детьми?

— Ни одной секунды. Наташа, со свойственной ей деликатностью, больше переживала из-за этого. Не от того, что у нее есть дети, — она переживала, как это всё сложится.

— Я Наташу не очень хорошо знаю, но мне кажется, она весьма серьезная девушка.

— Ты так говоришь, наверное, оттого, что и правда плохо знаешь Наташу. Она про тебя тоже знаешь что рассказывает, и тоже не всё правда. Я могу сказать, что Наташа является абсолютным воплощением знаменитой фразы Жванецкого: «Из жен надо выбирать веселых, из веселых — умных, из умных — нежных, из нежных — верных. И терпеливых». Ну как можно сказать лучше? Вот всё это есть в Наташе. И более веселого человека, чем Наташа, невозможно встретить. Я вообще не могу представить рядом с собой другую женщину.

— Отлично! Ваня, скажи, почему говорят, что люди, которые часто шутят на публике, в обычной жизни очень угрюмые? В тебе вообще есть эта угрюмость?

— Ну не мне же об этом судить. Может, у меня ощущение, что я такой веселый, фонтанирующий паяц, а на самом деле я закрывшийся моллюск в раковине. Не знаю. Конечно, иногда бывает желание посидеть в тишине, отдохнуть от звука собственного голоса. Правда, возникает такое желание. Просто от большинства людей подобной профессии ждут того же, что видят на экране, на сцене. И когда в первую же секунду этого не происходит, тут же человека записывают в молчуны.

— Ты, мне кажется, сполна оправдываешь надежды тех, кто от тебя ждет шуток.

— Да, послушай, я вот сейчас даю тебе интервью и сдерживаю себя — ноги-то танцуют под столом! Ноги-то танцуют, душа рвется, понимаешь! И я думаю: скорее бы мы с тобой закончили, взялись бы с тобой за руки и побежали бы с тобой по Столешникову переулку, распевая песни. Хочешь?

— Конечно, я давно жду этого момента.

— Побежали, Вадик, побежали скорее! Бежим!

Александр Яценко Плохой хороший человек

Его герои ершистые, колючие, с открытым сердцем и незащищенной душой. В 2005 году я узнал актера Александра ЯЦЕНКО. Он тогда уже снялся у Андрея Прошкина в «Солдатском Декамероне» и в картине Бахтияра Худойназарова «Шик». Я пригласил молодого актера в свою программу «Кто там…». Больше всего меня поразили тогда суждения Яценко о системе Станиславского: «Систему Станиславского я читал неоднократно. Все говорят про эту систему, и мне так стыдно за них становится. Потому что я понимаю, что вранье всё это: каждый работает, как умеет, и у каждого своя система. А эта система Станиславского — просто какая-то нелепая книжка. Если кто-то пробовал что-то по ней делать — это крах». Яценко обо всем этом говорил с таким искренним максималистским негодованием, что это невольно вызывало у меня улыбку.

О том, что можно жить по «своей» системе, Александр Яценко доказал в своих последующих ролях: особенно в резонансных «Оттепели» Валерия Тодоровского и «Аритмии» Бориса Хлебникова. Он живет и творит без оглядки на традиции и признанные авторитеты. Яценко настолько растворяется в роли, что ощущение, будто он играет самого себя в предлагаемых обстоятельствах, а это высший пилотаж. О себе Яценко говорит, что он социофоб: «Не могу находиться там, где много народу». И в этом нет никакой позы.

Интервью с Сашей мы сделали осенью 2017 года, как раз в это время в прокат вышел фильм «Аритмия», уже получивший Гран-при «Кинотавра». Самому Яценко «Аритмия» принесла приз за лучшую мужскую роль на «Кинотавре», а также на международных кинофестивалях в Карловых Варах и Чикаго, на Уральском кинофестивале, премию «Ника» и премию журнала ОК! «Больше чем звезды».

— Твой герой в «Аритмии» — влюбленный в свое дело врач «Скорой помощи», который переживает кризис семейных отношений. Ты так психологически тонко выстраиваешь свою роль!

— Спасибо, Вадим.

— За «Аритмию» ты собрал какое-то невероятное количество наград. Эта история повторялась и с другими картинами с твоим участием. Получается, чтобы фильм стал успешным, надо просто пригласить сниматься в нем Яценко.

— Ну, не факт. (Улыбается.) Это просто некая совокупность факторов. Я не знаю, как к этому относиться, понимаешь? Дико приятно, ну и всё.

— Вот «Аритмия» выходит в прокат, а сам ты уже давно живешь какой-то другой жизнью. В этом смысле театр — искусство настоящего, где всё происходит здесь и сейчас.