Свободный - [31]

Стоп, что я заладил… идиот, идиот. Так нельзя, нужно быть современным – политкоректным и толерантным. Теперь даже “душевнобольной” говорить не принято.

Для таких людей, придумали специальные никого не оскорбляющие и не задевающие ни чьих чувств названья – “альтернативно одаренный” или “умственно иной”.

Так что, этого парня следует называть именно так. Иначе ему, и его близким будет обидно.

Странно. А ведь я теперь тоже – “альтернативно одаренный”, ну или во всяком случае, скоро окончательно таковым стану.

Я покрутил политкорректные названия на языке, и вынужденно признал, что они действительно более приятны, в особенности, когда относятся к тебе. Только вот, от изменения названий смысл не меняется. Он идиот, а я шизик. И как нас не назови мы всё равно останемся идиотом и шизиком. Мда.

Паренёк меж тем сидел спокойно, пялился в одну точку на стене, расположенную где-то справа от меня и не на что не реагировал. Сопровождающих (не может же идиот бродить один) по близости видно не было, и я решил, что он уже вышел от доктора, а его мать, или с кем он там пришёл, задержалась в кабинет и он её дожидается.

Пожав плечами, я достал телефон и открыл соцсеть планируя скоротать время за просмотром ленты, но не тут то было. Мысли как магнитом возвращались к соседу. Ни смартфон с интернетом, ни старые журналы, стопкой уложенные на журнальный столик справа от моего диванчика, не могли отвлечь меня от него. Я косился, украдкой рассматривая его, а когда понял, что он не обращает на меня никакого внимание, и вовсе стал открыто пялиться.

Каково это? Всю жизнь быть вот таким? Ни друзей, ни девушки, ни увлечений, ни даже работы и коллег!? А ещё взгляды. Такие как мой сейчас – жалостлива-брезгливые и донельзя навязчивые. Или ему настолько всё равно, что он их просто не замечает? Возможно, не зная другой жизни, не понимая чего лишён, он не испытывает мук?! А может, мозг его так сильно повреждён, что он вообще не способен тосковать и страдать? Своим увечьем ограждён от реального мира. Ни проблем, ни забот…

– Я не идиот, – вдруг произнёс парень, всё также смотря куда-то в даль, а после короткой паузы, добавил. – Диагноз имбецильность¹⁸.

– Что?

– Не идиот, – повторил он.

– Ты со мной?

– Да.

– Ладно, – я почувствовал что краснею. Неужто я в какой-то момент забылся и начал рассуждать вслух?!

– Родителей нет, – помолчав, продолжил парень.

– Прости?

– Мама умерла из-за меня. Папа потом отказался. Уехал.

– … – я молчал, не зная как реагировать.

– Доктор плохой. Бабушка водила к нему. Сюда, потом в другую больницу. Он не помогал. Не лечил. Делал больно. Заставлял… – парень запнулся.

– Что заставлял?

– Разное. Делать разное. Раздеваться. Трогал меня. И себя заставлял трогать…

– Может осматривал, он же врач – неуверенно предположил я, не в силах поверить в худшее.

– Другие никогда так не делали. Он делал. И не только мне.

– А кому ещё?

– Знаю только Лизу. Лизу Усачёву. Диагноз – синдром Дауна.

– И как ты узнал, что он ей что-то делал.

– Она сказала. Не словами.

– Это как? Нарисовала что ли?

– Показала. В голове.

Я нахмурился. Он что, мне про телепатию втирает?

– Ты хочешь сказать, она передала тебе свои мысли?

– Да. Часто встречался с ней. В больницах, в коридорах. Друг.

И вот как относится к такой информации? Имбецил говорит, что доктор его развращал… И девочку даун, его подружку, тоже. При этом, между собой они общаются телепатией… Бред какой-то.

Внезапно, боковым зрением я что-то заметил. Что-то, чего ещё мгновенья назад не было. Тело опережало мысли, я резко развернулся. Внутри всё оборвалось, из груди вырвался короткий вскрик, инстинктивно отпрянув, свалился с дивана и прямо так, не вставая, ползком попятился назад. Остановился я, лишь уперевшись спиной в стену.

Причиной моей столь бурной реакции оказалась девочка. Да, да, обычная девочка лет восьми-девяти. В простом сереньком платьице и серых же колготках. С житкими, коротко-стриженными светлыми волосами и нелепом красном бантике на макушке.

Она скромно пристроилась на краешке дивана с которого я грохнулся. Абсолютно прямая спина, сложенные на коленях тонкие руки. На лице спокойствие.

Казалось бы, чего бояться? Но! Но, эта, мать её девочка, появилась из неоткуда. Кабинет в который я жаждал попасть, находился в торце небольшого коридорчика – этаком закутке. С одной стороны единственная дверь, с другой стена и поворот в основной коридор клиники тянущийся через весь этаж. Два диванчика друг на против друга и приставленные к ним журнальные столики, на стенах фото-пейзажи в рамках. ВСЁ! Подойти ко мне незаметно в этих условиях – было просто не возможно!

– Лиза Усачёва привет! – обрадованно сказал мой давешний собеседник.

– Привет Сергей Спиридонов, – ответила ему девочка.

– Ты его напугала. Ты обещала никого не пугать…

– Не хотела.

– Она не хотела – это имбицил повторил уже для меня.

Я неуверенно кивнул в ответ.

– Сергей Спиридонов сказал тебе правду, – не давая времени мне опомниться и прийти в себя, заявила Лиза. Она повернулась ко мне, и я смог разглядеть её лицо. Чуть раскосые глаза, курносый носик, тонкие бровки-домиком, слегка приоткрытый рот. С виду обычный – ребёнок.