Свободная территория России - [7]

«Keine Sorge, Frau Kuntze, ich werde helfen, Ihre Tochter zu retten (Не волнуйтесь, г-жа Кунце, я помогу спасти вашу дочь),» решительно шагнул вперед Отто и положил руку ей на плечо. «Матильда напоминает мою дочь Emely. Такая же светленькая, сероглазая, непоседливая. Emely погибла четыре года назад почти в моем присутствии.» Глаза его затуманились, лицо исказила гримаса душевной муки. Ноздри раздулись, побелевшие губы изогнулись в оскале, обнажив стиснутые зубы, лицо покраснело. Он застыл, задрав голову, как бы вслушиваясь в потусторонние голоса. Сергей и Наталья Андреевна с изумлением взирали на него. Так простоял он минуту, потом тряхнув головой, обвел окружающих тяжелым взглядом, возвращаясь в реальный мир. «У меня сохранились связи в Тюрингском ландстаге. Не забудьте, что я честный старый коммунист. Посмотрю, что можно сделать.» Стуча костылем, он прошел в свою комнату и вернулся с откупоренной бутылкой дешевого виски и тремя стопками. «Не желаете принять? Это зелье успокаивает,» предложил он и поставил стаканчики на стол. Сергей и Наталья Андреевна подвинулись ближе и Отто разлил всем до краев. Выпили не закусывая и калека повел свой рассказ. «Прежде всего я немец, а только потом член партии. Это важнее всего. Коммунистическая Германия станет самой счастливой страной в мире и за это мы боремся. Гитлер думал иначе. В молодые годы дрался я бок о бок с Эрнстом Тельманом на улицах Берлина. Многим фашистам разбил я скулы, но коричневые все же одолели и повели за собой немецкий пролетариат. Когда началась война по возрасту не подлежал я призыву в армию и всю войну проработал сварщиком на судоверфи в Гамбурге. Однако в итоге вышло, как мы предсказали: в мировой бойне Германия оказалась поверженной, но верю, что под солнцем марксизма наша страна обязательно возродиться. В этом не сомневаюсь.» «Откуда вы знаете, что социализм приносит людям счастье? Советский народ живет при социализме тридцать лет, но кроме голода и расстрелов ничего не видел,» усмехнулся Сергей. Отто пропустил этот вопрос мимо ушей. Он утер обильные слезы, опять наполнил всем стопки, не дожидаясь остальных, проглотил свою порцию и продолжал, «В военные годы я много передумал и изменил свои взгляды. Родина и народ выше всяческих идеологий. Немцы героически защищались. Гитлер заставил нас сражаться против всего мира и весь мир трепетал перед нашей мощью.» Он еще добавил себе в рюмку и выпил до дна. Не обращая внимания на своих слушателей и уставив взгляд на полупустую бутылку, он говорил, «15 февраля 1945 года англо-американцы бомбили нас в Дрездене в четвертый раз. Тот день я никогда не забуду. Никакой противо-воздушной защиты у нас не осталось и мы, как крысы, прятались в казематах под городским музеем. B темноте и грязи нас копошилось несколько сотен. На третий день потолки не выдержали жара фосфорных бомб и в них появились трещины. Я отошел по нужде в тот момент, когда та секция подвала, где находилась Emely обрушились и завалила насмерть всех прятавшихся там. Я пытался копать голыми руками, но посыпались кирпичи и меня еле выудили. В подземелье я потерял всех своих близких.» Он всхлипнул, утер рукавом слезы и замолчал. Никто не хотел прерывать тишину. О чем думали Сергей и его мать? Их лица были сосредоточены и напряжены, глаза сухи, но полны тоски и отчаянья. «Меня подобрали санитары и отправили на излечение в Майнинген. На мое счастье в больнице я встретил вас, г-жа Кунце,» c восторженной благодарностью Отто посмотрел на Наталью Андреевну отчего она, смутившись, опустила глаза. «Вы были сестрой милосердия и круглосуточно ухаживали за ранеными. После выздоровления вы пригласили меня жить в вашем доме. У меня никого нет и я с радостью согласился. Огромное вам спасибо.» Он с трудом держал голову, кисти рук его подрагивали и через приоткрытый рот он шумно дышал. «Много пить нельзя,» наконец осенило его. «Это очень вредно,» заплетающимся языком сделал он важное умозаключение. «Завтра отвезите меня в Веймар,» Отто решительно заткнул бутылочное горлышко пробкой. «В управлении я узнаю о судьбе наших детей.» Он произнес «наших», как если бы пропавшие дети стали частью его семьи и он теперь отвечал за них.

Глава 4

Его пьяная голова совершенно забыла, что бензин в послевоенной Германии как и продукты питания и гигиены, выдается строго по карточкам. Это расстроило план. Великолепие их вчерашнего обеда было мимолетным; на следующее утро завтрак состоял из типичной кормежки жителей побежденной страны: нескольких ломтей поджаренного хлеба, столовой ложки маргарина и немного мармелада. Запивали скудную еду кофе с цикорием. Отто сидел напротив хозяйки не поднимая глаз — пожелтевший, отекший, по-видимости у него болела голова. Вдобавок его мучила жажда. Он чувствовал себя неловко, что вчера распустил язык; но держал свое слово. «Wann farhen wir? (Когда мы поедем?)», неохотно обратился он к хозяйке. «Наверное поездку придется отложить,» Наталья Андреевна пожала плечами и сморщила носик. «Бензобак почти пуст. Мы едва дотянем до ближайшей колонки, а купонов у меня очень мало.» «Остается только поезд. В таком случае я поеду один,» поразмыслил Отто. «Веймар отсюда недалеко.» «Верно, я куплю вам билет в оба конца,» предложил Сергей, тряхнув своим тугим бумажником. На том и порешили. Старый партиец принарядился, побрился, сбрызнул шею, волосы и плечи туалетной водой — он хотел произвести наилучшее впечатление на своих однокашников в ландстаге, взобравшихся выше его по карьерной лестнице. Даже костыль его прошел инспекцию: был помыт, почищен и подвинчен. Сергей отвез его на вокзал к 10-и часовому поезду, проводил до перрона, обнял и пожелал счастливого пути. Посвежевший Отто пообещал навести справки о всех пропавших, включая Машу. Ее русское имя трудно держалось в голове инвалида, он тут же забывал его и Сергей записал имя своей жены на клочке бумажки, которую сунул ему в карман. Отто вошел в вагон и через минуту помахал ему из окна своего купе. Поезд тронулся, оставив полного сомнений Сергея в одиночестве. После отъезда Отто мать и сын находились в тягостном настроении. Разговаривать им не хотелось. Небольшой их домик опустел и стал казаться большим. Все здесь напоминало Наталье Андреевне о пропавшей дочери и о странном человеке, взявшемся спасти ее. Через полурастворенные двери из их комнат проникал колеблющийся свет, ветер шевелил оконные занавески и причудливые тени скользили по паркету; неприбранные постели, предметы одежды, забытые на стульях, разбросанные тетради, книги и карандаши ворошили недавние воспоминания. Сергей же метался из угла в угол раздираемый болью неизвестности. «Где сейчас Маша? Как вызволить ее из плена? Через что она сейчас проходит?» эти вопросы терзали его. Нo скоро Сергей обуздал себя и перестал бегать, он занялся уборкой, его мама пошла на кухню. Внешне мать и сын не проявляли своих страданий. Замкнуты были их лица, спокойны голоса, мягки их жесты. «Как ты думаешь, когда вернется Отто?» спросил он ей вдогонку. «Поезд идет туда полтора часа. К полудню он доберется до управления. Сколько он там пробудет? Два-три часа максимум, а впрочем не знаю. Когда вернется, он позвонит нам с вокзала. Мы его встретим,» ровным голосом отвечала Наталья Андреевна. Прошло несколько часов, обитатели дома были заняты своей повседневной работой — мать зашивала обшивку дивана, сын развешивал картины по местам — но мысли каждого из них были прикованы к Отто. Яркий солнечный день за окном постепенно угас и завершился роскошным закатом. Солнце садилось за лесистые холмы, освещая землю последними лучами уходящего дня, потом окончательно стемнело и на темно-синем небе высыпали звезды. Телефон иногда оживал, пробуждая бурю надежд, но каждый звонок оказывался горьким разочарованием — то были подруги Матильды, ее школьный учитель или соседи. И опять повисало молчание неизвестности. «Кажется последний поезд из Веймара приходит в 9 часов,» Сергей попытался припомнить расписание, но договорить не успел, раздался долгожданный звонок. Наталья Андреевна схватила трубку. «Да, это я… Как доехали?… Сейчас будем…» Она вернула трубку на место и стала собираться. Через короткое время Отто сидел за обеденным столом напротив них. Его утренний лоск сошел на нет и он опять выглядел заморенным калекой — неудачником. Осунувшееся лицо его блестело от пота, зеленоватые глаза хмурились, на бескровных губах играла натянутая улыбка. Расстройств сегодня с ним случилось предостаточно, но он не хотел огорчать своих милых хозяев, потому молчал и тянул до последнего. Неяркая электрическая лампочка под цветастым абажуром освещала головы обедающих. Перед ними стояли три тарелки жидкого капустного супа без малейших признаков жира, горстка ржаных сухарей в хлебной корзинке и кастрюлька с тремя вареными картофелинами в качестве второго блюда. Отто жадно всосал свою порцию щей, машинально обвел глазами стол, желая добавки, но не найдя ее, смирился и, обиженный, положил на скатерть свою большую ложку. «Что-нибудь удалось узнать, г-н Крюгер?» прервала молчание Наталья Андреевна. Ей стоило нечеловеческих усилий казаться равнодушной, сердце колотилось и в глазах рябило от волнения. Она не могла понять своего постояльца. Она и Сергей ожидали, что с первой минуты появления в доме Отто рассеет их тревоги и успокоит их, но взамен он лишь сопел и отводил взгляд. Только дымящаяся чашка контрабандного чая развязала ему язык. Поднеся ее ко рту и наслаждением вдохнув аромат, Отто отхлебнул из нее глоток, блаженно закатил зенки и прислушался к своим ощущениям. Немного погодя он начал свой рассказ. «Время сильно меняет людей,» Отто сокрушенно покачал головой. «Было раньше у меня три друга — Зигфрид, Вольфганг и Питер — все ребята достойные, все коммунисты со стажем. Пиво вместе пили, на губной гармошке играли, в кегельбане шары катали, книги Ленина и Клары Цеткин запоем читали, но самое главное, никогда мы фашистам спуску не давали и били их и в хвост и в гриву; но вот теперь все переменилось, и не поймешь, что…» Он раздраженно махнул рукой. «Зигфрид и Вольфганг знать меня не хотят, носы задирают, только Питер меня поприветствовал и участливо разговаривал. Питер объяснил, что те коммунисты, которые войну провели в СССР, заслужили хорошую репутацию у московских властей. Они всегда были у НКВД на виду, они ясны и прозрачны. Такие же, как Питер и я, боровшиеся с фашизмом в подполье в оккупированной Европе, теперь вышли из доверия. Советские власти сомневаются в нашей благонадежности — вдруг мы за годы оккупации были завербованы разведками буржуазных стран? Забыта наша работа: листовки, расклеенные на улицах Гамбурга; саботаж, который мы устраивали на судоверфи; секретные сведения, которые мы передавали советским братьям по классу. Многих из нас, старых коммунистов, уже сместили со своих постов и отправили в отставку.» «Знакомый почерк. Москве вы больше не нужны,» поморщился Сергей. «В СССР в 1930-е годы происходили то же самое. Революция была сделана, ее исполнители больше не нужны, Сталин расстрелял конкурентов и свидетелей. В ГДР повторяется то же самое, но на 15 лет позже.» «Извините, удалось что-либо узнать о наших?» Наталья Андреевна теряла силы. Политический разговор ее совершенно не интересовал, она ожидала слов надежды. Глаза ее блестели; рука, сжатая в кулак, подпирала голову; она изнывала от нетерпения. «Разве я вам ничего не сказал? Они живы, находятся в следственной тюрьме, там где раньше было гестапо. Сейчас тюрьмой распоряжается МГБ. Советские многое переняли от прежнего режима: казнят той же гильотиной, что и гитлеровцы, и помещают своих противников в спецлагеря, созданные на месте бывших нацистких лагерей — в Бухенвальд, Заксенхаузен и тому подобное.» Отто допил последний глоток чаю и отодвинул чашку. «Не пугайте нас. Как наши близкие?» Сергей тоже терял контроль над собой. «Их допрашивают и по окончании следствия отправят во Франкфурт-на-Одере. Все идет по шаблону. Все известно наперед. Там их осудят на 15 лет исправительно-трудовых работ в советском Заполярье. Однако вашей жене, г-н Кравцов, грозит самая плохая участь. Обнаружилось, что она беженка из СССР и ее, возможно, расстреляют. За ней скоро приедет особый следователь из Москвы.» Услышав это, Сергей сжал голову руками. Наталья Андреевна стала задыхаться, она раскрывала рот и судорожно хватала воздух. Увидев это, Отто поднялся, прошел на кухню и принес ей стакан воды. «Могли бы вы сообщить мне имена и звания офицеров и надзирателей в тюрьме? Также понадобится план здания и охранного периметра,» Сергей вопросительно посмотрел на инвалида. Тот запнулся и смерил Сергея внимательным взглядом. Он тут же смекнул, что было у русского на уме. «Побег им устроить хотите? Как коммунист я возражаю, но как немецкий патриот — приветствую. Я помогу вам. Что от меня требуется?»