Свободная - [90]

Мама смотрит на свои руки.

– Думаю, мне лучше присесть, – говорит она и тяжело опускается на камень.

Я сажусь рядом с ней.

– Клара, – шепчет она. – А какая у тебя фамилия?

– Гарднер. Кажется, эту фамилию выбирает папа, когда оказывается в нашем мире. Но я не уверена. Кстати, имя Клара было очень популярно в тысяча девятьсот десятых годах, но с тех пор редко кто так называет своих дочерей. Так что спасибо.

Она подавляет улыбку.

– Мне нравится имя Клара.

– Назвать тебе свое второе имя или ты придумаешь его сама?

Прижав пальцы к губам, мама недоверчиво качает головой.

– Что ж, – говорю я, видя, что солнце уже склонилось над горизонтом, а значит, ей скоро придется уйти. – Не хочу давить на тебя, но, думаю, тебе стоит выйти за Михаила замуж.

Она ухмыляется.

– Он любит тебя, – продолжаю я. – И дело не во мне. И не в том, что ему велел это сделать Господь. А из-за тебя самой.

– Но я не знаю, как быть матерью, – бормочет она. – Ведь я сама выросла в сиротском приюте. У меня никогда не было матери. Вдруг я не справлюсь?

– У тебя это прекрасно получается. Серьезно. И я сейчас не пытаюсь доказать свою точку зрения. Ты действительно лучшая мама. Все мои друзья завидуют тому, насколько ты потрясающая. По сравнению с другими мамами ты – идеал.

Но это не успокаивает ее беспокойства.

– Я ведь умру раньше, чем ты вырастешь.

– Да. И это отстойно. Но я не променяла бы тебя на того, кто проживет и тысячу лет.

– Меня не будет рядом.

Я накрываю ее руку своей.

– Но ведь сейчас ты здесь.

Она слегка кивает и, сглотнув, поворачивает мою руку, чтобы получше рассмотреть ее.

– Невероятно, – выдыхает она.

– Согласна.

Несколько минут мы сидим в тишине, а затем она говорит:

– Расскажи мне о своей жизни. О том путешествии, в которое ты собралась отправиться.

Я прикусываю губу, переживая, что мой рассказ о будущем нарушит какой-нибудь пространственно-временной континуум или что-то подобное и это уничтожит всю вселенную. Но когда я говорю маме об этом, она смеется.

– Я всю свою жизнь вижу будущее, – признается она. – И, на мой взгляд, в этом и заключается весь парадокс. Ты видишь, что должно произойти, а затем делаешь это, потому что знаешь, что это должно произойти. Это чем-то напоминает курицу и яйцо.

Что ж, такое объяснение меня устраивает. Поэтому я рассказываю ей все, на что, как мне кажется, у меня есть время. О своих видениях. О Кристиане и пожаре. О кладбище и поцелуе. Я рассказываю ей о Джеффри, и это безумно удивляет ее, потому что она никогда не думала о втором ребенке.

– Сын, – выдыхает она. – Какой он?

– Очень похож на папу. Высокий, сильный, одержим спортом. И в то же время очень похож на тебя. Упрямый. Очень упрямый.

Она смеется, и я чувствую, что ей нравится мысль, что у нее родится Джеффри, сын, который будет похож на папу. Я рассказываю о том, как помешала Джеффри исполнить свое видение и что он сбежал после этого, а также упоминаю, что он после побега обосновался в нашем старом доме, где повстречал злобного Триплара, и теперь я не могу его найти. И от этого ее радость слегка угасает.

А затем я, наконец, рассказываю ей об Анджеле, Пене и Уэбе. О том, что произошло в «Розовой подвязке», и о том, что, по-моему, мое истинное предназначение – спасение Анджелы.

– И что ты должна сделать? – спрашивает мама. – Чтобы спасти ее?

– Ну, заключить сделку с дьяволом?

– Каким дьяволом?

– Семъйязой.

Она вздрагивает словно от пощечины.

– Ты знаешь Семъйязу?

– Он считает себя другом нашей семьи.

– Чего он хочет? – помрачнев, спрашивает она.

– Послушать историю. О тебе. На самом деле я все еще не могу понять, зачем ему это. Он просто одержим тобой.

Она задумчиво прикусывает кончик большого пальца.

– Что за историю?

– Воспоминание. Что-то, что поможет ему представить тебя живой. Вроде шармов на твоем браслете.

Ее удивляет, что я знаю об этом.

– Ты подарила его мне, а я – вернула ему в день твоих похорон. Все запутанно. Но теперь мне нужна история. А я не могу придумать что-то, что понравилось бы ему.

В ее глазах вновь появляется задумчивость.

– Я расскажу тебе одну историю, – говорит мама. – Ту, которая ему точно понравится.

Сделав глубокий вдох, она переводит взгляд на деревья под нашими ногами.

– Как ты уже, наверное, знаешь, я работала медсестрой в госпитале во Франции во время Первой мировой войны и однажды повстречала журналиста.

– У пруда, – подсказываю я. – Пока купалась в нижнем белье.

Она удивленно смотрит на меня.

– Семъйяза тоже рассказывал мне разные истории.

Эти слова ужасают ее, но она продолжает свой рассказ:

– Мы подружились, в некотором роде. Вернее, стали друг для друга чем-то большим, чем друзьями. Сначала я думала, что он лишь играет со мной, пытается добиться меня. Но со временем все изменилось… Стало чем-то более значимым. Для нас обоих.

Она замолкает на мгновение, а ее глаза устремляются к горизонту, словно она ищет там что-то, но не находит.

– И вот однажды немцы разбомбили госпиталь. – Ее губы сжимаются. – Здание полыхало. А все… – Она на мгновение закрывает глаза, а затем вновь открывает их. – Все погибли. Мне удалось выкарабкаться оттуда, но меня окружало пламя. Все вокруг горело. И тут из огня выскочил Сэм на коне. Он позвал меня, протянул мне руку и помог забраться в седло. А затем увез меня оттуда. Ночь мы провели в старом каменном амбаре неподалеку от Сен-Сере. Он накачал в колодце немного воды и, усадив меня на сено, смыл сажу и кровь с моего лица. После чего поцеловал меня.