Свобода совести в современной России - [22]

Однако маргинальное конспирологическое сознание существует совсем не в безвоздушном пространстве. Идеологические внерелигиозное восприятие православие поддерживается невежеством в вопросах религии и тем, что реальной общинной жизни, культурной или социальной роли религиозных общин в прессе, в выступлениях чиновников и часто самих иерархов РПЦ, не уделяется почти никакого внимания. Антисектантские кампании и антизападный вектор патриотической пропаганды также смогли оказать большое влияние на самые разные слои российского общества. Почти 60% опрошенных в ходе социологических исследований поддерживали принятие Закона о защите чувств верующих и одобрили внесение в Уголовный кодекс РФ наказание за богохульство, хотя очевидно не знают, как он может применяться и что это такое[24]. В 2016 году всероссийский опрос Левада-Центра выявил высокий уровень враждебности в общественном сознании к «сектам» и «сектантам», под которыми респонденты также понимают самую общую неизвестную угрозу, созданную масс-медиа. На первом месте среди характеристик сектантства респонденты поставили мошенничество (40%), второе и третье места (по 30%) поделили такие качества как безумие и создание преступного сообщества. Почти 12%, естественным образом, после такого рода ассоциаций ощущают ненависть и вражду, а почти 22% хотят исключить их из общества. Только 13% признались в том, что эти образы и ассоциации созданы средствами массовой информации, хотя, очевидно, что абсолютное большинство подобных характеристик заимствованы из прессы и телевидения. В рамках столь враждебной атмосферы лишь 7% считают, что употребление этих понятий неприемлемо. Тогда как 6% готовы, несмотря ни на что, называть «сектантами» неправославных христиан[25].

И простой рабочий, и профессор, и либерал, и единоросс сейчас одинаково подозревают и боятся «сектантов». Все с интересом смотрят сюжеты на телевидении о самых разных церквях, которых часто называют сумасшедшими или мошенниками, обвиняя их в том, что во все времена и во всех странах всегда составляло существо религиозной деятельности — регулярная молитва, обучение последователей, пожертвования в пользу общины, провозглашение истинности своей веры. С одной стороны, такое раздражение общества по отношению к религии связано с откатом от религиозной всеядности 1990-х годов и желанием обрести стабильную «православную идентичность». С другой стороны, новая «антирелигиозная» кампания уже не уничтожит сложившегося религиозного многообразия. По мере преодоления невежества и роста реального гражданского влияния, прежде всего, христианских и мусульманских общин власть и общество привыкнут к нему.

Привыкание к веротерпимости и религиозному плюрализму, вопреки страхам, существующим в православной среде, не приведет к падению влияния Русской православной церкви. Напротив, в современном обществе большие исторические церкви не могут расти и активно развиваться без конкурентной среды — сильных миссионерских церквей (также католическую миссию в Латинской Америке активизировал рост евангельских церквей). Отсутствие страха перед религиозной деятельностью, перед религией вообще приведет только к увеличению потока граждански активных прихожан в РПЦ и к складыванию различных форм социального партнерства между неправославными церквями и властью. Преодолению конспирологии, связанной, прежде всего, с неправославными христианскими церквями, уже способствует социальная работа этих движений на благо общества, их патриотическая позиция, уважение к православию.

Современный тренд на размывание религиозного законодательства (понятий миссионерства, экстремизма, религиозная группа, санкций за отсутствие регистрации и т.д.) трудно преодолим. Он связан с общим контролем общественной сферы, с идеологизацией православия и антизападными тенденциями в политической сфере. Однако национальные интересы и демократическое развитие России требуют (или потребуют в ближайшие 5-10 лет) внимания к основным принципам религиозной свободы. Это означает, что, во-первых, тем религиозным общинам, группам, движениям, которые хотят получить право юридического лица, такое право должно быть предоставлено автоматически (возможно, без налоговых льгот, согласно практике многих европейских стран, где для получения привилегий надо доказывать свою укорененность в обществе и свою религиозность). Во-вторых, проверки, нелепые судебные процессы против верующих и общин, провоцирование таких процессов правоохранителями (а так было в большинстве дел по «незаконной» миссионерской деятельности) должны рассматриваться как нечто неприемлемое и преступное, если, конечно, общины или верующие не нарушают законодательство РФ сами. В-третьих, Совет по взаимодействию с религиозными объединениями при президенте РФ должен реагировать на изменение религиозного поля, побуждать к созданию аналогичных и равнозначных советов в регионов — в каждом субъекте РФ есть практически такой же набор конфессий и религий, который есть и в президентском Совете, но на местах религиозное многообразие часто игнорируется. В этом случае религиозные проявления гражданского активизма перестанут пугать как православных активистов, так и правоохранительные органы.