Свобода на продажу: как мы разбогатели - и лишились независимости - [76]

Поглотив союзников, Берлускони дал понять, что не хочет, чтобы парламент ограничивал его амбиции. Приручив судебную систему и СМИ, он основательно закрепился на всех уровнях власти. Следующей затеей Берлускони (по примеру Путина, его доброго друга) стало приспособление под себя президентской власти.

Впрочем, это слишком легко — свалить всю вину за отступление демократии в Италии на одного человека. Если демократия понимается узко, как воля большинства, выраженная на свободных и честных выборах, то итальянцев можно было простить. А если считать, что демократия — это нечто большее, это участие общественности, общественный контроль и подотчетность, то Италию можно счесть не слишком отличающейся от так называемых авторитарных стран, в которых мне довелось побывать. Все те учреждения, которые должны были контролировать политиков, в равной степени заслуживали осуждения. Риццо сказал мне:

Забудь про телевидение: оно потеряно давным–давно. Даже итальянские газеты очень близки к власти. Они не могут быть сторожевыми собаками. Мы критикуем наших политиков, но сами хотим таких же привилегий… Системная коррупция так глубока и всепроникающа, что больше не имеет значения, берет ли конкретный политик деньги на стороне (хотя большинство берет).

Период кампании «Чистые руки» в начале 90–х годов предоставлял итальянцам шанс порвать с прошлым: «Пятнадцать лет тому назад у нас был шанс оживить нашу политику. Мы им не воспользовались».

Глава 7 Великобритания: под колпаком

Глава 7

Великобритания: под колпаком

Прежде Британия экспортировала текстиль, железо, сталь и поп–музыку. Сейчас она экспортирует оруэлловские методы контроля над массами.

БРЕНДАН О'Нил

Приверженность британцев защите прав человека происходит из определенного понимания нашей истории, из осознания прав, выкованных в совместных битвах, и из веры в то, что свободное общество обеспечивает наилучшие перспективы для долговременной стабильности и роста.

Это было в марте 2009 года. Я сидел во втором ряду богато декорированного зала в Ланкастер–хаусе, видевшем торжественные и не очень торжественные события в истории дипломатии, и слушал министра иностранных дел Дэвида Милибэнда. Он начинал свой ежегодный доклад о соблюдении прав человека. Я сдержал возглас недоверия, когда он стал объяснять, каким образом Великобритания подала другим странам пример для подражания. Зная Милибэнда в течение многих лет, я наблюдал за тем, как он, подобно другим своим коллегам, прислушивался к голосу совести, реагируя на те или иные действия правительства. Менее чем через час после выступления Милибэнда генеральный прокурор объявила, что она санкционировала расследование, которое должно ответить на вопрос о том, замешаны ли агенты МИ-5 в пытках заключенных на американской базе Гуантанамо. Адвокат Беньяма Мохаммеда, бывшего узника, который на начальном этапе дал признательные показания, заявил, что разбирательство может привести следствие к ведомству Милибэнда.

Все это было совсем не похоже на то, что происходило 12 лет назад. Страна готовилась к приходу Тони Блэра и нового лейбористского Камелота с почти ребяческим энтузиазмом. Я только что вернулся в Великобританию после того, как наблюдал вблизи крушение диктатур. Я присоединился к «лобби» — самой английской из институций, этой святая святых политической журналистики при Вестминстере — в надежде на то, что разворачивающиеся передо мной демократические процессы приведут меня в чувство. Еще до выборов 1997 года я достаточно понаблюдал за людьми из окружения Блэра и журналистами, которые должны были следить за их деятельностью, чтобы проникнуться скептицизмом в отношении какого бы то ни было прекрасного, нового и более свободного мира.

Послужной список консерваторов ужасал. Здесь было многое: от интернирования, бессмысленных попыток заткнуть на телевидении рот лидерам Шинн Фейн и стрельбы на поражение в Северной Ирландии — до политизации полиции, силами которой срывались забастовки, использования закона «О государственной тайне» и других мер Для запугивания журналистов и препятствия расследованиям. Во всем этом правительства Маргарет Тэтчер и Джона Мейджора продемонстрировали классический бесцеремонный подход к тем, кто, по мнению консерваторов, подрывал «британский образ жизни».

Лейбористы поклялись, что будут другими. Они пришли к власти, пообещав возродить веру общества в демократию. Они должны были выполнить это обещание, восстановив «доверие» и проведя радикальные конституционные реформы для того, чтобы модернизировать Вестминстер и Уайтхолл[32], сделать их более прозрачными и подотчетными. Автономия Шотландии, Уэльса и Лондона была расширена. Был принят закон «О свободе информации» — хотя и после существенной задержки и в сильно урезанном виде. Самое важное, что Европейская конвенция о правах человека была инкорпорирована в законодательство Соединенного Королевства, закрепив основные права в неписаной конституции Великобритании. Как же могло случиться, что администрациям Блэра и Гордона Брауна суждено было остаться самыми нетерпимыми в современной британской истории?