Свистопляска с Харриет - [11]

– Саймонс.

Я осторожно опустился на свой стул, который, казалось, норовил выскользнуть из-под меня.

– А меня зовут миссис Браун. Но давайте забудем обо всех этих условностях. Я Харриет. Похоже на имя няньки времён королевы Виктории, не так ли?

Она рассмеялась и потянулась за моим стаканом.

– Харриет! – Само звучание этого имени наполнило мою душу музыкой. – Никакое другое имя не было бы достойно вас.

– Как вы любезны! – Не отрывая глаз от моего лица, она пальчиком поманила розовощёкую официантку. – Но вы не торопитесь раскрывать своё, дорогой мистер Саймонс. Неужели оно настолько никуда не годится? Позвольте, я угадаю… – Она склонила набок платиновую головку и пригвоздила меня шаловливой улыбкой. – Горацио? Элджинон? Пепегрин?

– Морли.

– Чудесно!

– Вам оно не кажется несколько чопорным?

– Ничуть. Значительное и очень солидное имя, но есть в нём и что-то игривое.

– Вы очень добры.

Я прочистил горло и заелозил на стуле. В раскрытую дверь струился запах олеандра, а на небе неожиданно взошла луна, словно чья-то невидимая рука пустила её из пращи.

– Я чувствую, что вы романтик, Морли.

– П-правда?

– О да! – Смех её был таким же легким и пенистым, как и пиво, стекавшее по бокам глиняной кружки, которую поставила на стол официантка. – Я хорошо разбираюсь в людях, дорогой Морли. Это один из моих талантов. Но давайте поговорим о вас и вашей жизни, наверняка полной удивительных приключений.

– Да, я довольно много путешествовал.

– Расскажите же!

Харриет наклонилась вперёд и обхватила мои пальцы, вцепившиеся в запотевшую кружку. Знойный экзотический запах её духов напомнил мне раскалённое солнце над дикими красными цветами в оазисе посреди пустыни. Я сам не заметил, как поведал ей о своих путешествия по Сахаре. О своей встрече с шейхом Абу эль-Пуккаби и о том, что только самым любимым его жёнам было дозволено пользоваться маслом из тех самых красных цветов, чтобы готовить из него… некие лосьоны, которые нужны только тёмной-претёмной ночью. Затем я рассказал ей о времени, проведённом в австралийском буше, о пребывании на Амазонке, о путешествии по Непалу и о праздном лете на Гавайях.

– Мне нравятся такие, как вы! Неукротимые и беззаботные.

Харриет приступила ко второй кружке пива и вытерла пенные усы, которые она перед этим отрастила, что ничуть не уменьшило её очарования.

– После смерти жены меня ничто больше не удерживало в квартире на Сент-Джонс-Вуд.

– У вас нет детей?

– Дочь Жизель. В то время она оканчивала школу и жаждала идти по жизни своим путём. Было бы преступлением обременять её безутешным вдовцом. Я собрал небольшой чемодан, опорожнил копилку на каминной полке и послал дочурке воздушный поцелуй через замочную скважину её спальни. Это было мукой для любящего отца, но, как оказалось, в жизни всё к лучшему. Теперь она замужем, у неё то ли один, то ли двое детей, и живёт она в деревушке под названием Чит… и что-то там такое.

– Какая очаровательная хозяйственность.

– Феллс.

– Что?

– Читтертон-Феллс, – объяснил я.

– В самом деле? – Харриет сделала большой глоток пива. – Мне кажется, что моя тётка живёт в местечке с похожим названием. Мы с ней редко видимся по причине глупой семейной ссоры, зовут её Матильда Оклендс. По-моему, именно так звучит фамилия её мужа… Помню, как однажды в детстве приезжала к ней. В девонскую деревню неподалёку от Долиша.

– Жизель вряд ли живёт там. – Я ощутил, как на меня накатилась волна грусти от того, что потерялась пусть и тонкая, но всё же ниточка с прошлым Харриет. – Она живёт на побережье, а не в Девоне. Дом её построен на рубеже веков и стоит на утёсе рядом с церковью.

Харриет задумчиво смотрела, как я допиваю свою кружку. Затем она рассмеялась.

– Вспомнила! Это дом назывался «Оклендс». А фамилия мужа тёти Матильды – Долиш, и живут они на окраине Кембриджа. Вот что делает с людьми возраст: сначала тебя покидает память, а затем и всё остальное. Совсем скоро я буду вынуждена подкрашивать волосы. – Она провела рукой по блестящим платиновым волнам, озорно улыбнулась и изогнула прелестную бровь.

– Мне трудно поверить, что вам хотя бы на день больше тридцати пяти, – заверил я с пылкой искренностью.

– Значит, вы слишком долго просидели в пустыне, общаясь лишь с кокосами. – Ей пришлось повысить голос, так как аккордеонист направился к нам, наигрывая «Счастливого бродягу». По счастью, старый пёс, лежавший у двери, внезапно пробудился и с утробным рыком набросился на ноги музыканта, и тот быстро ретировался в дальний угол. – Я люблю, Морли, когда мне говорят комплименты, – грустно продолжала Харриет, – но я вовсе не пустоголовая блондинка. И если вы надеетесь льстивыми речами затащить меня в постель, то я скажу auf Wiedersehen.

Она потянулась к сумочке.

– Но я… я ни в коем случае не хотел обидеть вас. – Мой стул с грохотом упал, больно ударив по ноге, но я не спускал глаз с её лица. – Умоляю вас, поверьте, я вовсе не из таких.

– Возможно… – Она снова села, наблюдая, как я поднимаю стул. – Но женщине нелегко путешествовать в одиночку. Ты почти физически чувствуешь одиночество и хватаешься за каждую возможность дружеской беседы, особенно когда встречаешь соотечественника. Но когда тебе пятьдесят семь, для тебя уже не существует такого понятия, как излишняя осторожность. – К ней внезапно вернулась улыбка. – Давайте, теперь можете мне сказать, что я не выгляжу хотя бы на день старше сорока девяти.