Свинг - [42]

Конечно, надо улучшать качество жизни, предлагать либеральные модели патриотизма, солидарности, справедливости и всеми силами, всеми средствами отвергать национал-социализм. Проморгаем, прозеваем, дадим себя обмануть — будем в коричневой чуме.

Общее для всей России определение патриотизма нельзя придумать. Нельзя силой навязывать западническую модель, как нельзя всех тянуть на Восток. Нужно спорить и слышать друг друга. Должно быть единственное условие: действовать во благо народа.

Чувство патриотизма гораздо шире государственных границ, как и всякая любовь, которую невозможно удержать в рамках узаконенных отношений. Судьба каждого — в собственных руках. Если поймем, что главное для людей свобода, равенство, справедливость, это и будет самым продуктивным.

В отличие от животных у человека должны быть мораль, совесть, стыд. Если есть стыд, если человек может повиниться перед другими, перед обществом, значит, не пропащий. Для меня главное — чтобы люди жили в согласии с самими собой, с собственной душой, но с душой такой, которая, пройдя все унижения, все несчастья, все боли, не озлобилась. Интеллигентный человек, живущий жизнью души, старается, может, часто бессознательно, ставить перед собой самую высокую цель — умереть добрым. Поэтому так люблю тех, кого называют старомодными. Они обладают набором тех ценностей, от которых нельзя отступиться.

И в семье надо уметь смотреть на вещи с другой стороны. Нельзя говорить необдуманные слова, ведь еще апостол Иаков сказал, что все зло от нашего языка. Язык — огонь, прикраса неправды, оскверняет наше тело, воспаляет круг жизни. Но в то же время в обыденных обстоятельствах каким утешением может быть слово! Только думать, думать надо, что говоришь…

* * *

Господи, пока все спокойно. Можно немного расслабиться и почитать. Взял у коллеги из второй хирургии книжку Бердяева. Об авторе, конечно, слышал, но не читал. Как и Бердяева, всегда интересовало, как же увязать религию и науку. Различие их состоит в том, что знание, то есть наука, всегда принудительно, вера — свободна. Знание имеет дело с вещами видимыми, вера — с невидимыми, или, как нынче говорят, виртуальными.

Когда учился в институте, помню, на лекциях по философии говорили, что ни о каком взаимопроникновении науки и религии не может быть и речи, а религиозность Павлова, Дарвина, Эйнштейна объясняли чудачествами. Теперь понимаю, что вера их вполне объяснима и связана с невидимой, виртуальной тайной природой причинно-следственных связей, о которых и говорит Бердяев. И поиск универсального единства Вселенной, основанного на взаимопроникновении материи и духа, есть основное содержание концепции о всеобщей одушевленности природы.

Как сам отношусь к религии? Неоднозначно. На всю жизнь запомнил слова матери: в Бога — верю, попам — нет. Поражают высокого ранга проститутки — вчерашние атеисты, которые сегодня так истово крестятся, что готовы лбы расшибить. Я же в церкви люблю находиться, но расшибать лоб не могу: не хочу лицемерить.

Часто думаю: почему Россия, страна мощного православия, так плачевно, так кроваво завершила свое существование в семнадцатом году? Способна ли сейчас религия предотвратить кризис, если не выручила сто лет назад?

Люди, в основном, обращаются к религии, когда попадают в опасное, тяжкое положение и не умеют сами себе помочь, когда сами гасят в себе разум и не знают, что справедливо, что — нет. А ведь Бог — истина. Истина же — правдивость, и не только в словах, но и в мыслях. Сейчас бросились в другую крайность: в коммунистические времена по отношению к церкви бандитствовали, теперь так ударились в православие, что оно становится государственной идеологией. А ведь светлое будущее человечество увидит — если увидит! — не на религиозном пути, а на пути светского, секулярного гуманизма. Не зря же Папа Римский в одной из энциклик признал, что вера и разум — два крыла, на которых дух человеческий возносится к созерцанию истины. Ясно: отныне церковь признает роль разума, то есть науки, но считает, что достичь полноты понимания истины о человеке, об окружающей его реальности одним только разумом невозможно. Это — уже огромный шаг вперед.

Ну, а наши церковники, как и часть политической элиты, продолжают считать, что православие — главная религия, и все должны этому подчиняться.

Но ведь Россия не только православная страна.

Для меня вера и способ веры — вещи интимные. Мне кажется, что в строчках:

Я в гроб сойду и в третий день восстану,

И, как сплавляют по реке плоты,

Ко мне на суд, как баржи каравана,

Столетья поплывут из темноты, —

не меньше религиозности, чем в церковных песнопениях.

Никогда не был воинствующим безбожником, но всегда был убежденным сторонником свободы совести. Каждый должен иметь право верить или не верить, иметь свободные убеждения, и это никак не должно порицаться обществом. А недавно случайно попали с детьми на Введенское кладбище и оказались рядом с могилой доктора Гааза. Вспомнил и рассказал все, что знал об этом удивительном человеке. Вот пример истинно верующего, которому были близки и бедняк, и кандальник, и бездомный. Потому на его могильном камне выбито: «Спешите делать добро». Он — спешил.