Свидетельство Густава Аниаса Хорна - [62]

— Я могу рассказать вам одну историю. Другие ее знают. И произошла она очень давно. Я в любом случае должна попросить вас на ближайшую неделю освободить занимаемую вами комнату, потому что не хочу, чтобы вы испугались. Дело в том, что ночью, в каждую годовщину убийства, является мертвец и укладывается — кто бы там ни лежал — в ту постель, где сам он когда-то, не успев подготовиться к смерти, испустил дух.

— Является убитый? — переспросил Тутайн. Я увидел, что лицо его побледнело.

— Да, — сказала хозяйка, — богатый скототорговец… Это случилось в ярмарочный день. Во время одной из тех больших ярмарок, на которых консервные фабрики господ Кнорра и Фолкнера, и другие фабрики, и сушильни закупают много крупного рогатого скота. Пятьсот голов или даже пять тысяч голов, в зависимости от цен и от спроса на мясные консервы… Того человека звали Салливер, он был неприятный тип, но богач. С толстым пузом, и золотая цепочка от часов большой дугой тянулась слева направо поверх округло выпирающего жилета. Посередине висели оправленные в золото львиный коготь и аметистовая печать со словом Салливер, написанным в зеркальном отражении. И это слово, оттиснутое на каком бы то ни было документе, ценилось на вес золота… Торговец был внушительного роста, он ничего не боялся. За все, что покупал, расплачивался наличными. И когда продавал что-то, требовал, чтобы с ним расплачивались наличностью. Другого способа заключить с ним сделку не существовало. Он с подозрением относился к любому человеку, а верил только деньгам… В тот день он, как обычно, покупал и продавал скотину. И день закончился…

Она умолкла. Посмотрела повлажневшими глазами на меня и Тутайна. Вздохнула. И начала снова:

— День закончился. Сумерки сгустились в плотный туман, будто хотели ослепить каждого. Керосиновые лампы — а тогда в нашем городе еще не было электрического света, и сам город был меньше, чем сегодня, — не могли противостоять вторжению ночи. Стены оставались черными. И люди сидели за столами, болтали или курили, уж как у кого получалось. Тогда пили еще больше рома, чем сегодня. Может, постояльцы расшумелись, как бывает по большим ярмарочным дням, потому что многосторонние сделки — неважно, удачные они или нет, — оставляют в человеке беспокойство, которое спадает лишь постепенно, собственно, лишь в ночные часы, когда торговцы наконец засыпают в своих постелях. Салливер сидел за столом один. Он тоже, как и другие, подводил итоги; но молча и лишь для себя — вслух ничего не выкрикивал. Время от времени он подымал взгляд. Может, заметил, что стены черные. Кто знает. Он вытащил набитый бумажник и посмотрел на пачку банкнот; достал и кожаный кошель — величиной с утку, наполненный золотыми монетами. Так все и было в тот вечер… или приблизительно так. Прошедшие с той поры годы обглодали точную картину происходившего. Теперь никто и не вспомнит, какой, собственно, час был тогда самым темным. Салливер отправился к себе в номер рано, собирался сразу лечь спать. Он всегда так поступал в дни крупных сделок. Может, боялся, что если будет долго сидеть среди людей, то потеряет деньги. Или я уж не знаю что. Он был осмотрительным, недоверчивым, даже по отношению к себе… Так и получилось, что в тот вечер или в ту ночь, заснув в своей постели, он потерял нечто большее, чем деньги.

— Его убили? — спросил Тутайн.

— Кто-то, наверное, прятался у него под кроватью, — сказала Уракка де Чивилкой. — Скототорговца нашли на другой день около полудня, с перерезанным горлом. Убитого, ограбленного.

Тутайн перебил ее:

— Те семьсот восемьдесят убийств, что ежедневно происходят в мире, должны ведь как-то осуществляться…

— Семьсот восемьдесят убийств? — выкрикнула женщина.

— Ежедневно, — подтвердил Тутайн. — Не считая погромов, линчеваний и умышленных поджогов домов, где обитают цветные, — с человеческими жертвами. В среднем.

Я не знал, откуда он взял эту цифру, из каких источников статистической мудрости, и учитывал ли варварские страны или только зону цивилизации. Может, он просто солгал. Еще мне пришло в голову, что похожую историю я слышал в детстве. На моей родине тоже рассказывали о богатом скототорговце и о парне, который спрятался у него под кроватью… Значит, из-за этой истории, случившейся много лет назад — здесь, в маленьком южноамериканском городе, — постояльцы дешевой гостиницы и предпочитают спать в номере по двое…

— А что с убийцей? Его поймали? — спросил Тутайн.

— Он убежал; к тому времени как обнаружился факт убийства, он уже убежал, — сказала женщина.

— Понятно, — сказал Тутайн, — но он был молодым или старым?

— Он убежал, — повторила женщина.

— И даже подозрения не возникло? — спросил Тутайн.

— Подозрение возникло, — сказала женщина.

— Против кого и на каком основании? — спросил Тутайн.

— В ту же ночь исчез коридорный, и больше его не видели, — ответила женщина.

— Убийца, значит, был молод, — констатировал Тутайн.

Женщина снова воззрилась повлажневшими глазами на Тутайна и на меня.

— А вы-то знали этого коридорного? — спросил я.

Женщина начала плакать.

— Тогда гостиница еще не была моей собственностью, — проговорила сквозь слезы. — Я здесь работала горничной.