Свидетельство Густава Аниаса Хорна - [15]

— Да, но не лишенное жути устройство корабля постепенно стало известным фактом, — сказал Георг Лауффер.

— Потеря судна не заставила меня утратить разум. Такие вещи порой случаются. Некоторые корабли имеют короткую историю, — сказал Вальдемар Штрунк.

— Да, они быстро уходят в вечность неисповедимого морского дна, — согласился Георг Лауффер.

— Можно выразить это по-разному, — сказал Вальдемар Штрунк. — Мои силы не подорваны окончательно. И все же я не хочу больше командовать кораблем. Потому что атаки против моего бытия всегда подготавливаются на море. Меня будто преследует злой рок. Несколько лет назад я вел в Чили парусное судно. Когда я вернулся, оказалось, что жена моя умерла и уже похоронена. Никому не пришло в голову заморозить труп в морге, чтобы я смог его увидеть. Мне показали неухоженный могильный холмик. Я не видел саван, не видел гроб. Не слышал, как падают на дощатую крышку комья земли. Я никак не участвовал в погребении. За хорошие или плохие деньги жену — совершенно буднично — зарыли в землю. Медицинская сестра, которой я дал щедрые чаевые, несколько минут болтала со мной о подробностях смертельной болезни. Мою дочь на время, пока я отсутствовал, приютили чужие люди. Я нашел девочку запуганной, одичавшей, очень одинокой. О том, что ей довелось пережить, она молчала.

— И вы еще отказываетесь поверить в сотню тысяч загнанных в болото негров? — спросил Георг Лауффер.

— Я отчетливо вижу линию, ограничивающую мои познания. И не желаю стоять на голове. Я могу выполнять только простые упражнения, — ответил Вальдемар Штрунк.

— Такие меловые линии в мозгу легко могут смазаться, — сказал Георг Лауффер.

— Я носил в себе страх: что дочь однажды тоже погибнет, — сказал Вальдемар Штрунк.

— Сомнительное признание, — заметил Георг Лауффер.

— Но годы, так или иначе, проходили. Не знаю, увеличивался мой страх или уменьшался. Он был заперт где-то внутри. И в один прекрасный день снова объявился — в качестве искушения. Страх играл со мной, словно кот с мышью. Так и получилось, что я стал обдумывать возможность брать девочку с собой в плавания. Чем это закончилось, вы знаете, — сказал Вальдемар Штрунк.

— Прошу вас, еще несколько фраз… — настаивал Георг Лауффер. — Вы, значит, что-то обдумывали. Но как дело дошло до исполнения? И почему — только несколько недель назад? Что послужило толчком? Пролетело ведь сколько-то лет. Ваша дочь стала взрослой девушкой. Нашла себе возлюбленного.

— Наверное, эта ее дружба все и решила, — сказал Вальдемар Штрунк. — Отцы не доверяют молодым людям, которые становятся возлюбленными их дочерей. Я не имел возможности постоянно наблюдать за обрученными. Эллена обращала внимание только на приятные или исполненные страсти слова своего друга — и не на какие другие… Рейс парусника был рассчитан на полгода.

— Можно сказать, Провидение в данном случае воспользовалось потоками биологических закономерностей, — вставил Георг Лауффер.

— Я попросил владельца судна, чтобы он позволил мне взять с собой Эллену, — продолжил Вальдемар Штрунк. — И он сразу согласился.

— Дальше, — сказал Георг Лауффер.

— Я тотчас засомневался: именно потому, что не встретил сопротивления…

— Вы засомневались, — подхватил Георг Лауффер, — а судовладелец начал вас уговаривать, что не надо быть таким нерешительным.

— Не могу отрицать: он правда меня подначивал, — согласился Вальдемар Штрунк.

— И так прошла неделя… — предположил Георг Лауффер.

— Мы ждали груза, — оправдывался Вальдемар Штрунк.

— Ваша дочь теперь мертва; и даже не похоронена, — сказал Георг Лауффер. — Не нашлось Милосердия, которое выдало бы вам труп в качестве последнего утешения. Вам не покажут неухоженный могильный холмик. Эллена обошлась без савана и гроба. Никто не слышал, как на дощатую крышку падают комья земли. Никто, даже за щедрые чаевые, не согласится хотя бы пять минут рассказывать вам о смертном исходе ее бытия.

По щекам Вальдемара Штрунка потекли прозрачные слезы.

— Надеюсь, она ушла на дно вместе с кораблем, — сказал он после продолжительного молчания. — А не упала за борт, как выброшенный предмет.

— Невозможно узнать, кто отец нерожденного ребенка. Это другая сторона, — сказал Георг Лауффер.

— Я хочу обрести покой, хочу обрубить руки, которые тянутся ко мне из бездны! — воскликнул Вальдемар Штрунк. — Ненавижу океан. Хочу владеть землей. Садом. Деревьями. Травой, на которой я мог бы лежать. Я хочу, чтобы выкопали тело моей жены, хочу увидеть трухлявый гроб и ее кости.

— Вам не удастся ускользнуть от жесткой хватки вины, — сказал Георг Лауффер.

— Вины? — вырвалось у Вальдемара Штрунка.

— Я хотел вас спросить, соизволите ли вы застрелиться или же придерживаетесь мнения, что эта роль больше подходит мне, — сказал Георг Лауффер.

Вальдемар Штрунк уставился на суперкарго широко открытыми глазами. Он хотел что-то ответить: но гортань будто свело судорогой.

— Один из нас наверняка был причиной несчастья, — пояснил Георг Лауффер.

— Разве еще недостаточно мертвецов? — с трудом выговорил Вальдемар Штрунк.

— Нет, — ответил Георг Лауффер. — Убийство еще не искуплено. А корабль погиб именно из-за убийства.