Свидетельница - [15]

Между тем мы с Леной явились на свидание в КПЗ. Женя выглядел плохо. На щеках проступила щетина, а в глазах пряталась тоска.

Мне стало неловко от того, что мы ничего не захватили из еды.

Лена повела себя так, будто это она сидела в КПЗ, а Женя пришел ее навестить.

– Что ты от меня хочешь? – первым делом спросила она. – Не надейся, заявление свое я не заберу. Обидчики должны быть наказаны.

– Ты права, – согласился Женя.

– Что они вам предъявляют? – спросила я.

– Зимин заявляет, что я повредил мальчишке носовую перегородку. Что при падении тот ударился головой, и теперь у него сотрясение мозга. Но вы же видели, я несильно его.

– Да легонько вообще, – охотно подтвердила я.

Моя Грошева сегодня гораздо жестче отколошматила Зуйко. И ничего, бабушка шума не поднимала.

– Чем это вам грозит? – спросила снова я, ибо Лена молчала.

– Сказал, что посадит, – вздохнул Женя. – И я ему верю.

– Зачем ты только поехал с нами! – подскочила Лена. В душе у нее происходила своя война. Я это чувствовала. У нее в душе болел Кирюша всеми своими болячками, и эта боль вытеснила все другие. – Тебя вообще не просили тащиться за нами. Только все напортил!

– Да не мог я иначе, пойми ты!

Женя вскочил и прошелся по тесной клетке комнаты свиданий.

– У меня сын такой же, как и у тебя, инвалид. Год назад его вот так же избили, как Кирюшу. Я год ходил по судам. Понимаешь? Год пытался этих ублюдков наказать цивилизованно! Ничего не вышло. Когда с твоим сыном это произошло, я не выдержал. Меня сорвало с катушек, свое вспомнилось. Понимаешь?

Мы с Леной, потрясенные, молчали. Но как оказалось, ход наших мыслей протекал совершенно различно.

– Так вот почему ты стал мне знаки внимания оказывать. Ты пожалел меня? – предположила Лена.

– Да при чем здесь это? – возразил Женя. – Просто я тебя уверяю – то, что я дал младшему Зимину по морде, будет его единственным наказанием в этом деле. И не сомневайся. До суда оно не дойдет.

– Ну уж нет! – вскочила Лена. – Я тебе не верю! Ты все врешь. И про сына своего, и про все. Так не бывает! И я доведу это дело до суда! И мне наплевать, что у него дядя – начальник ГИБДД! У меня нет машины и никогда не будет. И мне наплевать!

И Лена стала дергать на себя дверь, а Женя грустно смотрел на нее.

– Извините нас, – поднялась я.

Я ему почему-то поверила и про сына, и про суды. Меня занимало другое – а как же жена? Как после того, как такое случилось, он нашел именно такую же женщину, с таким же больным ребенком, прибился к ним? Ему что, своих проблем мало? Дома – жена с проблемами, в свободное время – любовница с теми же проблемами…

– Чем я могу вам помочь? – спросила я.

– Пожалуйста, попытайтесь узнать, какой диагноз поставили Зимину в больнице.

– Хорошо, я узнаю, – твердо пообещала я, хотя не представляла, как это можно сделать. Без чьей-либо помощи мне диагноза не узнать.

– Лена, да постой же! – Я догнала свою тетку. Она почти бежала от милиции до трамвайной остановки. – Я провожу тебя.

Дома у Киры снова держали совет.

– У Эллы подруга – любовница нейрохирурга, – вспомнила мама. – Можно попытаться через нее.

Стали звонить Гориным.

Я же позвонила Игорю и сразу уловила в его интонации недовольство.

– Игорек, приедешь за мной? – попросила я. – Так не хочется тащиться на автобусе.

Игорь ответил, что недавно забрал Иришку от соседки и они готовят ужин.

– Я отвезу, – вклинился папа, и я сыграла отбой. Чувство вины перед мужем и дочкой точило меня весь вечер.

– Я соскучилась, – прошептала я в трубку, откуда донеслось ворчливое: «Не подлизывайся».

– Ничего не выйдет, – объявила Кира после переговоров с Эллой. – Нейрохирург и дядя – лучшие друзья.

Папа присвистнул. Мы поняли, что Женя влип.

Когда я вернулась домой, Иришка уже спала, а Игорь сидел за своим монитором.

– Есть хочется, – громким шепотом возвестила я, но в ответ услышала лишь неопределенное «м-м-м».

Иногда я могу разреветься на ровном месте, без подготовки. Стоя в темной прихожей нашей квартиры, я некстати вспомнила, как в первые месяцы моей беременности Игорь носил меня по квартире на руках. Подхватит и носит, как куклу. Я хотела, чтобы именно сейчас, сию минуту у него возникла такая идея. Чтобы он помог мне освободиться от сапог и дубленки, разогрел ужин и кормил меня с ложечки.

Я опустилась на стульчик для переобувания и беззвучно заплакала. Жизнь казалась мне бесцветной и безвкусной. Люди – злыми и эгоистичными. А сама я – никому не нужной.

– Ты чего?

Голова моего мужа вынырнула из синей полутьмы комнаты. Стекла очков вопросительно поблескивали.

Я начала свое повествование с истерики Карины и закончила походом в КПЗ. Вывалила на мужа весь свой понедельник. Он сидел на полу, обняв мои колени. Я замирала от его красоты. В полумраке прихожей он казался особенно красивым – темные жесткие волосы, темные глаза, четкая тонкая рамка очков.

Он как будто выполнен в графике, тогда как я – размытая акварель.

– Нужно учиться отстраняться, – сказал Игорь. – Нельзя все пропускать через себя, это ненормально.

– Я сегодня видела дочь ровно пятнадцать минут, – вдруг поняла я.

– А меня?

Я запустила пальцы в его жесткие волосы.

– Игорь, давай я уволюсь, – затянула свою песню.