Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов - [26]

Место для лагеря выбирали руководители СС. Вскоре после аннексии Австрии в марте 1938 года Гиммлер, начальник Главного административно-хозяйственного управления СС Освальд Поль и главный инспектор немецких концлагерей Теодор Эйке осмотрели участок на берегу Дуная под Линцем. Там находился большой карьер «Винер Грабен». Увиденное удовлетворило эсэсовских начальников, и уже в конце апреля они распорядились об учреждении Германской корпорации вскрышных работ для добычи гранита. Работу должны были выполнять заключенные. В августе 1938 года из Дахау в Маутхаузен перевели примерно триста человек, которые построили лагерь. К концу года в лагере насчитывалось более тысячи заключенных. Если вначале это были в основном преступники и «бродяги», осужденные нацистской судебной системой, то с 1940 года к ним добавились испанские республиканцы – участники гражданской войны, бежавшие во Францию после победы Франко и переданные немцам режимом Виши. В период с августа 1938 года по май 1945 года в концентрационном лагере Маутхаузен находилось около 197000 узников. По меньшей мере 95 тысяч заключенных погибли. Более 14000 из них были евреями. Там были стационарная газовая камера и мобильная «душегубка», чтобы совершать убийства более эффективным способом. Последние жертвы Маутхаузена были отравлены «Циклоном Б» 28 апреля, когда война практически подошла к концу.

Бен поехал в Линц и отчитался перед майором в штабе дивизии. На следующее утро он на джипе отправился в Маутхаузен. На узкой крутой дороге он встретил сотни людей. «Но многие из них никуда не шли. Они лежали в пыли, и впалые глаза смотрели из их костлявых лиц». В верхней части подъездной дороги он увидел стену из больших каменных блоков, через равные промежутки перемежающуюся со сторожевыми башнями. «За этой монументальной каменной крепостью находились 25 000 умирающих и мертвых душ», – написал Бен. Другие виденные им лагеря – постройки из дерева, окруженные заборами из колючей проволоки, – выглядели как временные. «Но этот был построен, чтобы стоять вечно. Добротное место для уничтожения «врагов рейха». Бен медленно проехал через ворота. Во дворе его встречала толпа людей. Одни были совсем без одежды, другие кутались в лохмотья или носили штаны в полоску. К нему подбежал темнокожий мальчик. Тонкий, как тростинка, он протягивал свою тощую руку. «Сигаретку, сигаретку, Касабланка, Касабланка», – клянчил он. По названию Бен понял, что мальчишка попал сюда из Марокко. Стоящая вокруг толпа с любопытством наблюдала, удастся ли мальчику выклянчить сигарету. Бен не осмелился исполнить его желание, потому что опасался, что мальчика собьют с ног. «Я лишь грустно покачал головой и пошел дальше», – записал он.

Одну из канцелярий лагеря следственная группа использовала как базу. Заключенные сформировали интернациональный комитет, в состав которого вошли представители каждой страны, чьи граждане содержались в лагере. Они дали показания под присягой о том, что происходило с ними и их соотечественниками. Кто-то был словоохотлив, кто-то взбешен, но все без исключения подписались под одним и тем же требованием: правосудие должно свершиться, а виновные ни при каких обстоятельствах не должны уйти от наказания. Из описаний было ясно, что надзиратели использовали целый арсенал приспособлений для пыток. Побои были настолько обычным делом, что их не стоило и упоминать. Заключенных избивали железными цепями, зимой голых выводили на мороз и обдавали горячей и холодной водой, расстреливали якобы «при попытке к бегству», отправляли в газовый душ или в лазарете вводили внутривенно бензол. В главном лагере было три крематория, и хотя эсэсовцы пытались замести следы, некоторые из них скрыть было невозможно. Попытка спрятать газовые вентили, замазав их штукатуркой, также не увенчалась успехом, «потому что у них не было времени убивать всех, кто знал об этом, а предполагаемые жертвы стремились раскрыть методы своих мучителей».

Освобожденные заключенные показали Бену и огромную каменоломню. «Каждый камень стоил человеку жизни», – сказал один из них. Одним из излюбленных «нацистских видов спорта» было приказывать заключенным прыгать через большие камни. «Тех, кто отказывался, насильно сбрасывали вниз. Раздробленные кости все еще виднеются среди валунов». Намекая на владельца Германской корпорации вскрышных работ, Бен писал: «“Акционерами” каменоломни были члены СС и лидеры нацистской партии. Кровь рабов была их дивидендами, и жирдяи знатно поживились на человеческих страданиях».

Горе в Маутхаузене имело множество лиц; оно смотрело на Бена не только глазами детей, но и глазами белокурых женщин, когда он проходил через казармы и видел «живых мертвецов». Он спросил одну четырнадцатилетнюю девочку из Венгрии на ее родном языке, где находятся ее родители, и она расплакалась. «Она выглядела как старая женщина и была похожа на высохший скелет. Глядя на нее, я задавался вопросом, на чем же держится ее бестелесная жизнь. На следующее утро я получил ответ на свой вопрос. Я видел, как ее крошечное тело несли в крематорий. Теперь ее положат в деревянный гроб и похоронят за пределами тюремных стен», – писал Бен. Он встречал новорожденных, которым было всего две-три недели, обернутых в лохмотья, живущих в грязи без пропитания, «не имевших ничего, кроме рыданий». «С робкой надеждой» их матери интересовались, когда они наконец-то смогут уехать. «И я не мог дать ответа, потому что существовало так много лагерей и так много тысяч не менее несчастных людей, что для этого требовалось время, и каждый день был для них вечностью», – понимал Ференц.