Свидания в непогоду - [56]

Шрифт
Интервал

Над площадью летел редкий снег. Было пасмурно, неуютно.

— Еще бы тебе плясать! — ругнулся Шустров.

Надвинув шапку на лоб, он зашагал к скверу, — там возле «газика» поджидал его дядя Костя.

2

— Агеев?

— Есть, Андрей Михалыч!

— Миронов Коля?

— Тута!

— Михаленко? Петро? Все на месте? — хрипел застуженно Лесоханов, вглядываясь в холодный полумрак мастерских. — Вот так, друзья… Свет чего не включите?.. Вы, значит, кончайте с ремонтом техники — Яков Сергеич вам всё растолкует, а успеете — на монтаж переключайтесь. Остальные — на стенды, на конвейер. Месяцок-другой еще поднатужимся, зато и с ремонтом справимся, и по-новому всё наладим. Вот, значит, так…

— Ясно, Андрей Михалыч!

— Вы только смотрите, чтобы с душевой загвоздки не получилось!

— Это само собой…

Цепочка ламп вспыхнула в пролете, осветив непролазный кавардак из досок, щебня, лопат. Впритирку ко всему этому беспорядочному хозяйству и к станкам стояли «Универсалы» и ХТЗ. Под ногами петляли шланги, а сверху, в переплет «фонаря», гляделось синее мартовское утро.

Со светом всё пришло в движение. Люди, теснясь в узких проходах, разбредались по рабочим местам. Путаясь в шлангах и досках, Андрей Михалыч обходил фронт работ, моргал невыспавшимися глазами (допоздна провозился с Ленькиным автокраном). Вдоль одной стены городские монтажники снимали опалубку со стендов; ближе к проходу они же монтировали конвейер. И там и здесь приезжим помогали свои рабочие.

Теснота была невообразимая, а от адовой трескотни пневматики ломило виски. Андрей Михалыч, на что уж стреляный воробей, сам порой диву давался: как можно в таких условиях ремонтировать технику? А ведь успевали, и монтажникам помогать успевали. И оттого, что делали, казалось, невозможное, ему были любы и такая работа, и такие ребята. Вон как мощно и ловко подхватил Малютка бетонную балку — что тебе автокран! Совсем другая статья Витя Удодов, молодой жестянщик: худенький, невзрачный, а и тот усердно волочит что-то. Не очень давно Витя в «Сельхозтехнике», пришел из ремесленного, но уже в работе поднаторел, в коллективе обжился.

Большое это дело — обжиться в коллективе, стать своим, нужным человеком. Андрей Михалыч на высокие размышления, как и на большие должности, не зарился, — жил обыкновенно, хотя ни себя, ни других людей в этом мире не умалял и делом своих рук гордился. Но сколько он помнил себя — и на заводе, и здесь, в Снегиревке, — он всегда с уважением и благодарностью относился к товарищам по труду. Для него это была норма жизни, иную он не признавал и не мог понять. А она, иная, малопонятная, была совсем недалеко…

Быстро светало. Отдав при обходе два-три распоряжения, Андрей Михалыч вышел во двор.

Утро было безветренное, влажное. Покусывая щербатый ноготь, Лесоханов подошел к неглубокому котловану. По четырем его сторонам каменщики тянули от фундамента разномерные гребешки кладки. На дне чадил костер, копошились подсобницы… Это и была душевая. Вспомнил тут Андрей Михалыч сомнение, высказанное как-то Иванченко по поводу этого сооружения, и, еще погрыз ноготь: «Вот ведь, как в воду глядел…»

Месяца три назад, когда Шустров вернулся из Березова с решением исполкома о реконструкции мастерских, Лесоханов на радостях вскинул треух и готов был схватить в охапку Шустрова: весть была добрая, долгожданная. Тогда же, не ожидая кредитов и утверждения сметы, механизаторы на свой риск приступили к отрывке котлована. Трудились безвозмездно и безучетно, в охотку: размахнись, рука, раззудись, плечо!.. Шустров, обходя площадку, останавливался иногда здесь, бывало и за лопату брался, а чаще озабоченно почесывал подбородок: его и беспокоила эта самовольная затея, и хотелось, чтобы всё обошлось хорошо. Но однажды, побывав в городе, он вернулся не в духе. Пригласил к себе Лесоханова, сказал без лишних вступлений:

— Неважная новость, Андрей Михалыч: душевую нам область не утвердила.

Лесоханов растерянно поморгал:

— Как это? Почему?

— Говорят — нет в этом необходимости. Излишество.

— Кто говорит? Что за чепуха! Вы-то что же — согласились?

— Давайте, Андрей Михалыч, получше разберемся, — заговорил Шустров, осторожно разминая папиросу.

Он не рискнул сказать Лесоханову всего, что произошло в облисполкоме с их проектом. А случилось вот что. Получая на руки проект и смету реконструкции, Шустров увидел, что в обоих документах душевая перечеркнута. Он направился за разъяснением в областную «Сельхозтехнику», но там сказали, что вопрос в принципе решен, а если что не так, посоветовали обратиться к некоему Ивану Иванычу, специалисту по оборудованию мастерских. Иван Иваныч встретил Шустрова любезно и так же любезно заявил, что душевая для машин — блажь, ненужная выдумка. «Но мы уже многое сделали своими силами», — возражал Шустров. «Напрасно тратите время», — ответил специалист и, довольно, кажется, убедительно, растолковал, почему именно напрасно. «Впрочем, — заметил он, — Петр Петрович еще не утвердил смету. Можете пройти к нему, но я всё равно буду против». Шустрову показалось, что Ивану Иванычу не понравится, если он пойдет с жалобой на него к Петру Петровичу, да неизвестно еще, как отнесется Петр Петрович к этой жалобе, к само́й душевой, и он не стал настаивать на своем.


Рекомендуем почитать
Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.