Свиданий не будет - [60]

– "Как сообщили нам из Булавинска, крупного промышленного города в Усть-Басаргинской области, здесь в пятницу днем прямо на людной улице – проспекте Маршала Устинова – было совершено покушение на двух сотрудников местного уголовного розыска. Один оперуполномоченный – Георгий Николаев – убит, другой – Павел Живейнов – ранен. Установлено, что стрелял снайпер, засевший в одном из окрестных домов.

Как заявил мэр Булавинска Сергей Вялин, в городе приняты все меры к розыску киллера, несомненно связанного с местными преступными группировками. Есть неплохие надежды, что в ближайшее время он будет обезврежен. Оставшийся в живых Павел Живейнов усиленно охраняется сотрудниками правоохранительных органов. Мэр пообещал подать в отставку, если с Живейновым что-нибудь случится.

Напоминаем, что в свое время имя Булавинска облетело всю Россию в связи с другим громким убийством – главного редактора городской газеты «Булавинские ведомости» Льва Чащина".

Последнюю фразу Гордеев придумал уже во время разговора с Ириной.

– Все, – сказал он. – Коротко и ясно. Согласны?

– Да, – отозвалась Ирина на другом конце провода. – Правда, так у вас не очень ловко звучит в одном месте: «оставшийся в живых Живейнов», я подредактирую. А в целом это надо печатать. Но чьей фамилией подписать?

– Для редакции я своего авторства не скрываю, но в газете – это единственное условие – моя фамилия появляться не должна. Ведь вы вроде даете на первой полосе экстренные сообщения без подписи…

– Ну а на всякий случай?

– Псевдонимом, что ли, подписать? Был у меня один когда-то… Ну подпишите – «Иван Кучеров». Нет, лучше – «Ив. Кучеров». Не надо на подпись лишнюю краску тратить! Лучше без подписи.

– Учту пожелание. А вы скоро обратно в Москву?

– Надеюсь не задержаться. Как приеду – сразу позвоню… Но вы в завтрашний номер поставите?

– Сделаю все возможное.

– Кстати, Ира, в прошлый раз вы предлагали помощь телевидения. Нельзя ли эту информацию и туда отправить, на радио тоже. Может, прозвучит в каких-то новостях.

– Вы понимаете, телевидению все же видеоряд нужен, картинка… Но вы правы. Я им зашлю. Пусть развивают по своим каналам.

– Вот за это также спасибо. Мне почему-то кажется, что эта корреспонденция из Булавинска не будет последней, – завершил разговор Гордеев.

– Думаете, убийц поймают?

– Почти уверен в этом.

Попрощавшись с Ириной, Гордеев повесил телефонную трубку.

Глава 21. БУЛАВИНСКИЙ ПИГМАЛИОН

Л и з и с т р а т а. Не бойтесь, сэр. Исход борьбы будет решаться не численностью невежественных масс, а мощностью электростанций…

Б. Шоу. Тележка с яблоками, 2

Гордеев поспел точно к обеду. Но разговора о Москве и ее культурной жизни не получилось.

Но Юрий Петрович в том виноват не был. Это Лариса Матвеевна, рассказывая о своем увлечении театром в московские студенческие годы, стала вдруг вспоминать, как, приехав в Булавинск, она было затосковала, но потом обнаружила, что в городе был очень неплохой драматический театр.

Лариса пересмотрела в нем весь репертуар и даже оказалась консультантом на одной постановке милицейского детектива. Точнее, консультантом числился начальник городского управления внутренних дел, но он, занятый своими делами, появился в театре два раза: при встрече с актерами, занятыми в спектакле, и на премьере. А Лариса уже перезнакомилась со многими и поэтому с удовольствием помогала делать из самострока усть-басаргинских щелкоперов нечто пригодное для зрителей.

Постановка такой пьесы нужна была, как объяснил Ларисе режиссер и актер Владимир Щербань, чтобы отчитаться по строкам годового плана «Остросоциальная современная пьеса» и «Пьеса местного автора».

Щербань смеялся: «Мы одной этой пьесой» – она называлась «Тревожный звонок», помнила Лариса, – «одним „Звонком“ удовлетворим сразу все инстанции, тем более что у нас местных авторов – целых два».

Он надеялся, что после этой штуки ему дадут поставить «Носорогов» Ионеско. «Пусть попробуют не дать, – говорил он храбро. – Пьеса напечатана в „Иностранке“, а то, что она антибуржуазна и подходит под строку „Зарубежная пьеса прогрессивной направленности“, я им докажу на пальцах».

Однако история с этой постановкой закончилась совсем не тем, на что он рассчитывал. На премьеру неожиданно завалилось областное начальство – вероятно, басаргинские авторы постарались, а среди них – Анатолий Иванович Манаев, завотделом административных органов обкома.

Этот нестарый, дородный мужчина с пышными седеющими волосами и тяжелым взглядом серых глаз, как говорили, пришел в обком из органов, при этом добавляя, что где-то он погорел. Забегая вперед в своем рассказе, Лариса отметила, что в конце концов ей, с ее неукротимой въедливостью, удалось выяснить, что погорел Манаев не как коллега Штирлица, добывая за рубежами Родины секреты, важные для повышения обороноспособности, а находясь на должности начальника облуправления КГБ где-то в Белоруссии и завязав там роман с женой второго секретаря. Партия не смотрела сквозь пальцы на слишком нахальных адюльтерщиков в собственных рядах.

Среди персонажей постановки, где наряду с положительными героями наличествовали и антиобщественные элементы, Манаев зорко углядел молодую жену Щербаня, первую красавицу театра, Веру Ковригину, исполнявшую небольшую роль комсомолки, связавшейся со спекулянтами. «О дальнейшем можно не рассказывать», – заметила Лариса Матвеевна в этот момент своего повествования. Однако были и некоторые подробности.