Светские преступления - [16]

Каждая новая дружба несет в себе шанс оказаться единственной и неповторимой — идеальной. Это большое искушение. Мы с Моникой были родственные души. Она отличалась от остальных моих подруг именно тем, что выделяло и меня. Интеллектуально и эмоционально мы были настроены на одну и ту же волну. Хотя я была привязана к Бетти и Джун, интересы у нас были разные, и дружба заложилась в основном на базе долгого знакомства. Что касается Итана, с которым меня роднила как раз общность интересов, мы так редко встречались, что о крепких узах дружбы не было и речи. Этим летом мы вообще не виделись: он отправился в Патмос, к своим монахам, пополнить запасы мудрости.

В обществе, где незазорно выболтать чужой секрет просто так, за ленчем, Моника де Пасси казалась опечатанным сейфом. Я делилась с ней тем, на что никогда не решилась бы даже намекнуть ни Бетти, ни Джун, ни Итану, а она в ответ секретничала со мной, и от этого наша дружба крепла. Мы привыкли доверять друг другу свои тайны, свое мнение обо всем и вся, в том числе о людях, с которыми были вынуждены общаться в силу необходимости, но которых на деле не выносили. Мы часто шутили, что, возьмись кто-нибудь подслушивать наши разговоры, нас давно уже символически забросали бы камнями.

Нэнси, мой личный секретарь, еще в начале лета взяла расчет, чтобы отправиться в круиз вокруг света. Для меня ее уход был полной неожиданностью, и я задалась было вопросом, откуда у нее деньги на подобное предприятие, но решила, что меня это не касается. Уговоры ничего не дали, осталось только выплатить Нэнси вознаграждение за безупречную службу и пожелать всех благ, хотя ее расчет ставил меня в затруднительное положение.

Узнав об этом, Моника предложила вести мою корреспонденцию и счета, пока не найдется замена. Сначала я отказалась из чувства неловкости (как-никак она оставалась на положении гостьи), но графиня настояла на своем — это было наименьшее, чем она могла отплатить мне за доброту.

Я брала Монику с собой повсюду: в клуб, на вечеринки, в кружок чтения. Вот где она по-настоящему блистала! Мы собирались у некоего Лона Фаттерли, англичанина и в прошлом декана Оксфордского университета, проводившего лето в Саутгемптоне под предлогом работы над книгой (помнится, это было собрание нелепых силлогизмов). Лон пришел в восторг от начитанности Моники, да и остальные тоже. Мы как раз обсуждали «Мадам Бовари», и она заворожила нас экскурсом в область чувств и натуры Эммы, проведя параллель с собственным видением этого образа Флобером. Даже Бетти, по непонятной причине не выносившая графиню, была потрясена ее блестящим анализом.

В середине июля, во время регулярной утренней прогулки по пляжу, Моника задала мне неожиданный вопрос. Мы прохаживались по нагретому солнцем песку, местами прямо по мелководью, когда она вдруг спросила:

— Джо, Бетти говорила тебе что-нибудь обо мне?

Это была опасная тема, потому что Бетти только и делала, что говорила, причем плохое. Любое упоминание о Монике заставляло ее насторожиться.

— А почему ты спрашиваешь?

— Она меня ненавидит.

— Ну, ты скажешь!

— Я знаю, что ненавидит. У нее есть для этого веская причина.

— Правда? — Я остановилась и всмотрелась в лицо Моники. — Какая же?

— Джо! Обещай никогда никому об этом не упоминать! А еще лучше поклянись!

— Послушай, мы уже давно заключили соглашение, что унесем в могилу все, что услышим друг от друга.

Моника помолчала, глядя в сторону горизонта.

— Настоящая причина, по которой мне пришлось оставить дом Бетти, это… словом, Гил за мной приударил.

— Шутишь! — Я была шокирована.

— Нет, не шучу. Это поставило меня в очень неприятное положение. Понимаешь, я успела привязаться к Бетти, да и она была ко мне добра, и вдруг все рухнуло. Разумеется, я сразу сказала Гилу, что это недопустимо. Он не настаивал, но… как ты всегда говоришь, Джо? «Но» чаще всего имеет решающее значение. Бетти… она нас застала.

— Боже правый! Ах ты, бедняжка!

— Значит, она не упоминала об этой истории?

— Ни словом! Как бы тебе сказать… Бетти… она о тебе не слишком хорошего мнения и не скрывает этого, но никогда не говорила, что за кошка между вами пробежала. Если честно, мне трудно представить Гила ухаживающим, тем более за гостьей.

— Наверняка Бетти с тобой согласна. Когда она застала нас, по ее лицу я поняла, что винит она только меня. Она уверена, что Гил просто ответил на мои знаки внимания к нему. — Моника усмехнулась. — Можешь себе такое представить? Связаться с женатым — этого только не хватало! Ни за что на свете! Ко всему прочему Гил Уотермен не в моем вкусе. У него такой масленый взгляд…

Я знала Гила много лет, и хотя его взгляд никогда не казался мне масленым, это, вне всяких сомнений, был весьма привлекательный мужчина с тем налетом особой обходительности, что отличает процветающего коммерсанта. Он был очень эрудированным в области искусства и обладал талантом выискивать в Богом забытых углах творения великих мастеров, заполучать их по дешевке и потом за бешеные деньги перепродавать богатеям и знаменитостям. Я никогда не заподозрила бы в Гиле ловеласа, но…

Пресловутое «но». Внезапно у меня в памяти всплыл разговор с Бетти. Та жаловалась, что в последнее время Гил выезжает по делам значительно чаще, чем прежде. Хотя они казались счастливой парой, годы наблюдений привели меня к такому выводу: со стороны невозможно сказать, удачен брак или нет, и нет никакого смысла размышлять на эту тему — раздумья такого рода стоят не больше, чем светские пересуды за чашечкой кофе.