Светорада Медовая - [49]

– Не трогай ее пока, – прозвучал рядом голос Скафти.

Стрелок послушно задвинул заслонку и опять опустился на ступеньку перед боковушей, где сидел все время, словно охранял жену. Он привычно обхватил одно колено, рывком откинул наползавший на глаза чуб. Скафти сидел подле него, теребил себя за височную косицу, потом потрогал перевязанную голову у затылка, чуть поморщился от стрельнувшей боли. Они оба молчали, и, хотя в доме раздавались привычные звуки – Хныканье ребенка, голоса с женской половины, шарканье ног, – оба слышали за спиной приглушенные всхлипывания.

– Расскажи еще раз, как все было, – негромко попросил Стемка.

Скафти вздохнул. Он поведал все. И как Света сперва сидела на празднике среди женщин из усадьбы Большого Коня, и как потом Усмар пил с ней и Вереной вино. Сама Верена, проходившая как раз мимо, услышав свое имя, не утерпела, чтобы не вмешаться:

– Да не дал мне того пойла Усмар! Зашипел, как кот, когда и я хотела его напитка испробовать. А вот Свету все угощал.

– Может, ее опоили чем-то? – бросив осторожный взгляд на Стрелка, произнес Скафти. – Говорил же тебе, она будто не в себе была, я ее такой никогда не видел.

Стема задумчиво оглаживал отпущенную недавно бородку. Для солидности отпустил, чтобы кмети не считали своего воеводу юнцом безусым. Его положение в последнее время заметно укрепилось, он был все время на виду, пример показывал. Как в правлении, так и в удали, так и в нарочитом поведении. А то, что у него такая красивая и достойная жена, было предметом особой гордости молодого воеводы. И вот теперь найдется немало таких, кто скажет, что жена опорочила его честь в купальскую ночь. Этой ночью многое дозволяется, но на тех, кто стоит над людьми, этот обычай не распространяется, с них спрашивают куда строже.

Стема слушал Скафти, который рассказывал, как его отвлекла Согда, как кто-то нанес ему удар сзади. Скафти был обескуражен: он, такой опытный воин, и не почуял, когда к нему подкрались! Но ведь ночь-то была шалая: всеобщее ликование, шум, а тут и со Светой странное творилось, и Согда привязалась. Вот и не уследил. А очнулся гораздо позже, увидел одежду Медовой на берегу и подумал, что она уплыла. Жена Стрелка плавает как рыба, сам видел однажды… Тут Скафти умолк, прикусив язык, чтобы приятель особо не раздумывал, когда это варяг следил за его купающейся женой, однако Стрелок словно и не заметил его оговорки. Так же молча выслушал, как Скафти взволновало долгое отсутствие Светы, бывшей изрядно во хмелю, как варяг опасался, что она могла утонуть. Но самому Скафти было так худо, что он еле до дому добрался. А в усадьбе тихо, все спят, вот и решил, что Света вернулась и тоже почивает. А что ее нет, спохватился лишь утром, как раз перед тем, как Стрелок приехал.

Постепенно у Стемы в голове стала вырисовываться некая картинка происшедшего. И то, что Согда вмешалась, было неспроста. Она ведь грозилась ему помститься за пренебрежение, говорила, что еще докажет, что и его хваленая жена не так чиста, чтобы ради нее Стрелок от самой Согды смел отказаться. Ну а что до Усмара, то Кима их еще по приезде предупреждал, что тот до женщин охоч. Да и Скафти сейчас поведал, что Усмар и ранее Свету донимал. Вот и сговорился с желавшей отомстить Согдой.

Стема, наконец, отправился в боковушу, где, отупев от долгого плача, застыла Светорада. Она лежала, сжавшись в комочек, и только вздрогнула, когда он погладил ее по голове.

– Как же мы теперь жить-то будем, Стемушка? – тихо прошелестела, не поворачиваясь.

– Счастливо, Светка. Вспомни, о чем мы говорили, когда сбежали и сидели у костра в лесу. Если мы будем держаться друг друга, то пусть хоть весь мир перевернется и сам Перун Громовержец свалится с небес, мы все одно выстоим. Главное, что мы вместе.

Она чуть заворочалась под одеялом, вздохнула.

– Как это объяснить… Я ведь понимала, что многое в моей жизни изменится, когда сбежала с тобой. Понимала, что то, к чему я была приучена с детства, мне придется забыть. Однако меня воспитали в гордости, и она всегда оставалась со мной, даже когда я ночевала в лесных шалашах, жила впроголодь, таскала воду на коромысле или же стряпала на целую ораву людей. Ибо все, что я делала, делалось мною по моей собственной воле. То было мое решение, и только перед своей честью я несла за то ответ. Ныне же… Не только твою честь я попрала, Стема, что горше мне полынного настоя, но и сама себя предала…

Стема посмотрел ей прямо в глаза. В прозрачные медовые очи своей Светки. И быстро отвел взгляд – такое бездонное горе и боль были в них. Казалось, через них обнажалась ее душа перед всем белым светом. И все, что он хотел было сказать по поводу ее легкомыслия и беспечности, в единый миг испарилось. Осталась лишь одна горькая и непреложная правда: она – его жена, они – едины и он в кровь разобьется ради нее.

– Ты так повзрослела, Светка, стала мудрой, как пожившая женщина, – мягко произнес Стема.

Она, наконец, села, утерла рукавом нос.

– Не дождешься. Я все такая же, если не стала хуже. Ибо меня обесчестили.

– Твоя честь – моя забота, – сурово произнес Стемид.