— Даже если нам не суждено быть вместе, — сказал Третьяков, — все равно ни о чем не буду жалеть. Эти чувства, которые я вспомнил, когда ты мне рассказала о своих чувствах, — они многого стоят. Любовь, которая переполняет тебя, которой хочется поделиться со всеми… Когда она есть, мир светлый, когда нет — становится тьмой. Ты такая молодец, что рассказала мне об этом!
— Ты говоришь так, как будто мы прощаемся! — возмутилась Ирина. — Мы еще ничего не решили. Мы просто думаем, что делать.
— Я и не прощаюсь, — прижал ее к себе Третьяков. — Я просто думаю. Например, о том, как медленно готовятся в жизни изменения, и как быстро они происходят. Любые изменения. От роста грибов и их прорыва из земли до взрыва ровных товарищеских отношений и наших с тобой дум, что теперь с этим делать.
Прощаться с ней Третьяков пришел через неделю.
— Я увольняюсь, — сказал он. — Поеду к жене. Ты бы видела, как смотрели на меня начальник и директор, когда я предложил себя в качестве жертвы режимщикам. Как на спасителя. Читай, как на дурака.
— Зачем ты это сделал?
— Считай, что устал. Надоело здесь трудиться.
— Это они дураки! С кем они останутся?
— Главное, что они тут будут работать. А с кем, они найдут.
— Но как же ты?
— Как-нибудь. Как всегда. Я не пропаду, не переживай.
— А я?
— Ты тоже не пропадешь. Я буду думать о тебе. Если тебе станет плохо, вспоминай, как здорово мы с тобой катались. Тогда ты почувствуешь меня, как бы далеко я от тебя не был.
Ирина не нашла слов, чтобы его остановить. Она понимала, что он уезжает из-за нее, и не смогла его остановить.
Ночью к ней подлез соскучившийся Антон. Когда он устал и пошел к себе спать, она стала вспоминать Диму, и ей действительно показалось на миг, что он с ней, — она чувствовала его так, как будто он был рядом.
Сна как не бывало. Ирина лежала с открытыми глазами, слушала, как неподалеку похрапывает Антон, и ей хотелось зарыдать во весь голос, жутко, до мурашек по коже, как давно в ее детстве рыдала в деревне по покойному мужу ее двоюродная бабушка.
Она повернулась к окну и стала смотреть через тюль на заглядывающую в спальню полную луну. Звезд сквозь тюль не было видно, и луна казалась ей большой и одинокой спутницей ночи.
Луна двигалась по черному небу слева направо, спускаясь и меняя цвет отраженного света с белого на желтоватый. Ирине казалось, что луна знает, как дрожит ее сердце от неизъяснимой любви ко всем людям и ко всему миру, в который перешла ее любовь к милому и странному Третьякову. Пусть ее любовь несовершенна, пусть люди не замечают ее, но она есть, она такая, на какую Ира способна, без обмана.
Впрочем, небольшой обман был. Не ко всем людям ее любовь была одинакова. Был милый друг, любовь к которому толкала ее всей своей силой, стоило только подумать о нем. Был человек, который знал, как сильно она умеет любить.
Ирина смотрела на луну до рассвета, пока та не скрылась за углом дома. Когда темнота разбавилась на горизонте бледным светом, женщина все еще лежала без сна и думала о любви. Она не плакала, просто из ее глаз сами собой падали слезы и мочили свежую, этим вечером одетую на подушку наволочку в синий и красный цветочек.
