Светлые истории - [17]

Гизи был хороший ученик. Он очень старался заслужить похвалу, почти как в детстве, когда мечтал о похвале отца.

Гизи научился хорошо стрелять и бросать гранату, но лучше всего ему удавалось обращаться с ножами. В голенищах сапог у него теперь было два кинжала с узкими лезвиями, которые он в один миг мог выхватить в любом положении, хоть стоя, хоть лежа, и не только драться ими в ближнем бою, но и сильно и точно метать их в цель. Показывая свое мастерство, он падал на землю, как раненый, и по очереди метал кинжалы в метку на дереве, которую ему рисовал Ваха на уровне шеи. Гизи не промахивался. Ваха восхищенно цокал языком, называя брата настоящим чеченом, и это было для подростка самым большим счастьем.

Когда Ваха приезжал в село, братья вместе спали во дворе. Гизи никогда не засыпал раньше брата и запомнил все, что брат рассказывал о войне и о русских, которых можно победить с помощью жадных до денег предателей. Брат рассказал о хитром украинце, набивающемся к нему в друзья, и о его странной войне за свою независимость у них в горах. Рассказал о единоверцах-арабах, потерявших людской облик и режущих неверных как баранов. Ваха называл этих арабов шайтанами и очень сомневался, что чеченам нужна помощь хохлов и арабов.

Иногда во сне Ваха кричал кому-то, что не успеет, и бормотал про старика, который был не прав. Гизи боялся за брата, когда тот кричал во сне, и молился за его здоровье, как мог.

Однажды Ваха проснулся, весь потный после крика, увидел страх Гизи и пожалел брата. В эту ночь Ваха говорил с ним, как с равным. Ваха рассказал, почему много раз бегал в Грузию, сопровождая раненых и транспорты с оружием. Брат узнал, что отца убили из-за грузинских баранов, которые паслись на чеченских пастбищах, и которых отец за это угнал. Подкараулить отца могли только подлые грузины, ловко убегающие за горы. Ваха хотел отомстить убийце отца и, хотя пока не нашел его, сказал, что будет продолжать искать, пока не убьет.

Слова брата запали в сердце подростка. Когда Ваха уснул, он еще долго смотрел в небо на низкие звезды, чувствуя в себе силу воина, беспощадного к врагам семьи. Восторг и благоговейный ужас заворожили его, и перед тем, как забыться, среди россыпи готовящихся улететь предрассветных звезд он увидел рога и голову благородного оленя, которого денана называла тотемом их рода. Олень поворачивал к нему высоко поднятую голову и звал за собой».

***

Марина выдохнула и словно очнулась в том мире, в котором жила, и где на нее привычно смотрели такие знакомые уже глаза. Странным образом ей показалось само собой разумеющимся, что время рассказа она проживает в другом мире, созданном ее воображением. В созданном мире была своя жизнь и свои герои, очень похожие на людей, которых Марина знала. Рассказывая про Ваху, она видела перед собой Башира. Чечен в детстве был вылитый Иса, ее бескорыстный подсказчик и защитник, которому она всей душой желала удачи, которой не хватило Гизи. Дорошенко был в чем-то похож на Руслана. В нем было много холода, так девушке захотелось. Кроме героев, жизнь в воображаемый мир вдыхали разные воспоминания и мысли, всплывающие из подсознания, многие из которых она слышала от Руслана и его активных товарищей, думала, что позабыла, а вот и вспомнила, когда понадобилось.

Девочки после рассказа по обыкновению сидели смирно. Мальчишки ерзали по скамейкам, хлопали себя по голым ногам и щекам, убивая комаров, переставших бояться дыма спиралек. Они шумели и не хотели расходиться, надеясь, что Марина расскажет что-нибудь еще. Кто-то хвалился соседу, что может точно кидать ножик, кто-то рассказывал, с какого расстояния попадал в бутылку из ружья.

Тагиру и Аки не понравились слова Марины о рабах, и они возмущенно говорили, что чеченцам не нужны рабы, что сейчас чеченцы живут без них и очень хорошо.

— Тагир, я не говорила, что чеченцы не могут жить без рабов, — решила ответить Марина. — И не одних чеченцев я имела в виду, когда говорила про рабов. Это все долгая история, касающаяся почти всех народов на земле. Я верю в то, что всегда были и народы, которые жили за счет рабов, и те, у которых рабов не было. Это допотопная еще история, не мне и не здесь ее рассказывать. Но знаете, мальчишки, я очень рада, что мои слова про рабство вас задели. Я верю, что богу не угодно рабство, что всем людям он дал свободу, и что когда мы это, наконец, поймем, на земле установится царство справедливости, как на небе.

— Наверное, вы любите фантастику? — продолжала девушка. — Наверняка, вы смотрите американскую фантастику — она самая продвинутая, красочная, захватывающая и жуткая, как все американское. Но могу поспорить, что она вас ничему не научила. Американцы пугают нас захватчиками-инопланетянами и звездными войнами, думают, что космос — продолжение земли, и что им, высокомерным торгашам, туристам и трусам, позволят вести себя там, как на земле. Вся их жизнь — один большой страх. Только страху за свою жизнь они и могут научить.

— А есть и другая фантастика, которую вы не знаете. Я и спорить не буду, что не знаете. Даже я в вашем возрасте не знала, а ведь мое поколение еще не только кино смотрело, но и книжки читало.