Светлые города (Лирическая повесть) - [61]
И вдруг голос его стал тихим, бережным:
— Товарищ Глаголев?.. Что с вами? Вам плохо?
Петр Ильич шел к сторожке, забыв, что проще было бы вскочить в автобус, остановить машину. Шел, шел…
Стало видно море — узкую, дымную и синюю полосу над каменной оградой.
Металлические, сгорбившиеся от тяжести крылья памятника «Русалки» словно хотели и не могли поднять в небо вечно летящего темного ангела. Небо было большое, круглое. А на земле световая гармония: отражение, блеск, сияние воды.
Лениво и сине взбегает на песок море и тихо откатывается, оставляя белый след пены. Что-то оно сегодня мутное, беспокойное… «Чего тебе надобно, старче? Прости меня, матушка рыбка!»
Впереди лес. Пахнет горьковатым, терпким: запах земли, коры, хвои.
Что-то мне надо сделать? Важное, нужное…
Что же оно такое, это новое чувство горького счастья?
Она любила его всему наперекор, не думая о том, что делает, безоглядно. Не ради будущего, не ради того, что может принести любовь, а ради самой его любви.
Так почему же, почему день за днем, год за годом, почти всю зрелую свою жизнь он думал, что это для него невозможно?
Что именно не-воз-можно? Что?
Очень просто. «Она» — невозможна, «она», сермяжная, пресловутая. Одним словом: «она» — Любовь.
Как могло случиться, что он потратил лучшие свои годы на бессмысленный счет с прежней своей любовью? Самой жестокой из них?
Зачем перелистывал свою жизнь страница за страницей? Будто можно насильно держать себя па том, что было, — горьком или счастливом. Корить, упрекать себя, пытаться понять. Изо дня в день, из года в год…
…И все же, если бы остановить, вернуть, опять пережить… Лейда!
Но почему же Мишель этот, Соколя, за нее не боролся? Если любит. Ведь он-то молод. Если бы я был молод, как он… Если бы… Если б старость могла, если б молодость знала.
Быстрей, быстрей! Теперь уж сторожка недалеко.
Как хорошо кругом. Тихо. Ни звука, ни шороха. Хозяин, что ли, еще не вернулся с работы?
Ничего. Я буду ждать. Сидеть на ступеньках и ждать. Терпеливо ждать. Я должен ждать. Я обязан ждать. Я скажу ему… Но что же, что я скажу ему?
В щелку между задернутыми шторами проскальзывает световой луч. Или это только кажется Петру Ильичу?
Глубоко вздохнув, он подымается на крыльцо и стучит в дверь.
Дверь распахивается.
— Папа!
Она стоит на пороге растерянная, с полуоткрытым ртом. В руках у нее большой синий чайник. Из носика чайника валит пар.
— Девочка, осторожней! — думая только о том, как бы она не выронила от неожиданности чайник и не обварила кипятком ногу, тихо говорит Петр Ильич.
— Па-па-аа!
— Уронишь чайник.
С необыкновенным спокойствием, словно бы отбирая мину из рук ребенка, он берет из рук дочери синий чайник и, заколебавшись, аккуратно ставит его на ступеньку.
Поставил, перевел дух…
— Папа! Ты уже получил письмо?! Так скоро? Ведь я только вчера… Ты не сердишься, нет? Папа! Я не могла, не могла иначе, пойми! Я еле дождалась Тарту и сразу назад.
Она смотрит на Петра Ильича. Глаза ее медленно наливаются слезами. И вдруг она громко, по-детски всхлипывает.
— Девочка, отчего ты плачешь?
— От… оттого, что ты сердишься. Ты устал, папа? Знаешь, я ведь тогда в гостиницу… Нет, ты не веришь, не веришь!
— Верю. Только не плачь.
— Ты вышел, ты был такой грустный. Я не посмела… Я тебя никогда не видела таким.
И вдруг, глубоко, сладко вздохнув, она протягивает вперед руку непередаваемым, знакомым движением — большую, выросшую, сильную руку.
— А когда ты у Миши был… Я тут за домом… А потом вы поссорились…
По лицу Вики катились большие слезы. Всхлипывая, она заглядывала в глаза Петру Ильичу.
— Папа, ты слышишь, ну, папа, слушай! Ты слышишь?.. Мише сказали в гостинице, что ты уехал… и тогда я сразу тебе написала. Ты устал, да? Ты с дороги, да? Ты голодный?
И она наклоняется к самому лицу его, как бы прикидывая, — очень ли сильно он на нее сердится.
Ничего не поняв, не в силах ее расспрашивать, Петр Ильич осторожно гладит волосы дочери, ее сросшиеся сердитые брови, целует ее в пробор.
И вдруг, как тогда на вокзале, он словно бы заново понял — это она. И так же, как и тогда, свежо и заново обрадовался ей.
— Значит, у тебя-то все хорошо, дочка? Ты здорова? Перестань плакать.
Достав носовой платок, он вытирает мокрые щеки дочери, ее плачущие, сияющие глаза.
— Возьми-ка. Свой небось потеряла?
— Папа, когда ты запомнишь, что мне уже не три года?
На крыльцо, услышав голос Петра Ильича, выходит Мишель.
— Вика, что же ты не пригласишь отца в дом? Милости просим, Петр Ильич… Вы с дороги? А где чемодан? Спасибо, что так быстро откликнулись. Вика, поставь-ка чайник! Где чайник? Заходите! Сюда… За мной.
Стоя в сенях, неловко толкая друг друга плечами, они суетятся вокруг Петра Ильича.
Сени освещены огнем керосинки, красный венчик света, вздрагивая, ложится на пол, бежит по бревенчатым стенам. И Петру Ильичу кажется, что в щелях этих стен живут сверчки. Это очень хорошие стены. Это самый лучший на земле дом. Это дом его дочери.
— Сюда, пожалуйста, Петр Ильич… Осторожно, перегорела лампа. Садитесь. Вика!.. Вика, а что у нас есть?
Эта книга о первой юношеской безоглядной любви, о двух современных глубоко противоположных характерах, о семнадцатилетней девочке-девушке — противоречивой, поэтичной, пылкой, лживой и вместе с тем безмерно искренней. Второй герой повести — будущий архитектор, человек хотя и талантливый, но духовно менее богатый.Написала повесть писательница Сусанна Георгиевская, автор многих известных читателям книг — «Бабушкино море», «Отрочество», «Серебряное слово», «Тарасик», «Светлые города», «Дважды два — четыре», «Портной особого платья» и др.В новом произведении писательница продолжает разрабатывать близкую ей тему судьбы молодого человека наших дней.
Рассказ Сусанны Георгиевской «Люся и Василёк» был опубликован в журнале «Мурзилка» №№ 8, 9 в 1947 году.
Книга о советской школе, об учениках и учителях.«Самый дорогой и самый близкий мой друг, читатель! Ни с кем я не бывала так откровенна, как с тобой. Каждый замысел я обращала к твоему сердцу, считая, что ты не можешь не услышать искренность волнения, которое я испытывала, говоря с тобой о тебе. И о себе». Повесть о дружбе, о чести и верности, и, конечно, о любви…
Рассказ Сусанны Георгиевской «Юг и север» был опубликован в журнале «Мурзилка» № 12 в 1948 году.
Журнальный вариант повести С. Георгиевской «Бабушкино море». Повесть опубликована в журнале «Пионер» №№ 1–7 в 1949 году.«Бабушкино море» — повесть о первой встрече маленькой ленинградки, шестилетней Ляли, с ее замечательной бабушкой, бригадиром рыболовецкой бригады. О зарождающейся любви и уважении к бабушке — Варваре Степановне, о труде и отваге советских рыбаков, о море, траве, ветре, деревьях, небе, о богатстве и красоте мира написана эта книга.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Александр Иванович Тарасов (1900–1941) заявил себя как писатель в 30-е годы. Уроженец вологодской деревни, он до конца своих дней не порывал связей с земляками, и это дало ему обильный материал для его повестей и рассказов. В своих произведениях А. И. Тарасов отразил трудный и своеобразный период в жизни северной деревни — от кануна коллективизации до войны. В настоящем сборнике публикуются повести и рассказы «Будни», «Отец», «Крупный зверь», «Охотник Аверьян» и другие.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».