Светлая печаль Авы Лавендер - [18]
Поцелуи становились все глубже. Джек оказался сверху и, опираясь на локти, удерживал свое тело в нескольких сантиметрах над Вивиан. На этом они обычно останавливались. Джек отвозил Вивиан домой, щеки у нее пылали, а глаза видели лишь расплывчатое лицо Джека, независимо от того, что перед ней находилось: горячая плита, тарелка с едой, мать, вопрошающая «Что с тобой?».
Но в тот вечер, не дав Джеку отодвинуться, Вивиан протянула руку и провела пальцами вдоль пуговиц на рубашке. Быстрым движением она расстегнула две верхние пуговки, и он доделал начатое, пока она занялась своими собственными, наблюдая за лицом Джека при виде появившихся из-под одежды кружев.
Джек наклонился и поцеловал ее ничем не прикрытую шею. Когда его рот добрался до ключицы, она вздрогнула. Кончиками пальцев он нежно обводил ее пупок. Потом коснулся талии…
– Стой! – взвизгнула Вивиан, схватив его за руки.
Джек привстал, запыхавшись.
– Вивиан, это глупо, – сказал он. – Я знаю тебя с шести лет. Был с тобой, когда ты болела. Если уж на то пошло, тебя вырвало мне на ботинок.
В девять лет у Вивиан болел живот – такой боли у нее никогда раньше не было. Несколько раз ее правда рвало, и однажды – на ботинок Джека. Оказалось, что это аппендицит, и ее тут же отправили на операцию, после которой остался заметный шрам. Даже не шрам, а глубокая складка шириной примерно с безымянный палец Джека на правом боку Вивиан. Когда она была младше, шрам ей нравился: уродливый и нелепый, он как раз годился, чтобы изображать раненного в бою солдата. Но теперь, в шестнадцать, Вивиан его терпеть не могла – он был уродлив и нелеп.
Вивиан закрыла лицо руками.
– Он мерзкий, – застонала она.
– Нет, – сказал Джек, – но если хочешь увидеть кое-что мерзкое, взгляни на это. – Джек вытянул ладони, демонстрируя зазубренную белесую линию между большим и указательным пальцами. – Консервный нож, – пояснил он.
Вивиан пригляделась к малюсенькому шраму Джека и улыбнулась.
– Это ерунда, – отмахнулась она, поднимаясь и снимая одну туфлю. – Уронила на ногу раскаленную сковородку. – Она указала на отметину. – И еще… – Вивиан подняла локоть, показывая на толстый рубец. – Мне было шесть. Училась кататься на велике и свалилась. Пришлось вынимать камешки – они воткнулись в кожу. Один, кажется, так и остался внутри. Вот, потрогай.
Джек расхохотался.
– Я тебе и так верю.
– Джек, надо потрогать, – настаивала Вивиан с притворной серьезностью. – Это очень важно.
Он с опаской приложил палец к коже Вивиан.
– Ну да, точно. Кажется, там что-то есть. Или это просто твой костлявый локоть.
Вивиан скорчила рожицу.
– Ха-ха.
Тогда Джек показал место на щиколотке, где однажды зимой порезался полозом от санок, круглый шрам от детской прививки и оспинку на ноздре, оставшуюся с того времени, когда их весь второй класс заболел ветрянкой.
– Вот видишь? У меня гораздо больше шрамов, чем у тебя вообще может быть. Скорее всего, так будет всегда.
Были у него и другие шрамы – от ран, которые не оставляют следов на коже. Их у Джека, безусловно, было намного больше, чем у Вивиан. Каждый задумался о своем, и они лежали бок о бок в тишине, воздух делался все холоднее, а луна на небе поднималась все выше.
– Иногда мне кажется, что отец меня ненавидит, – сказал Джек.
– Это не так, – прошептала Вивиан слишком быстро, а потому неубедительно. Она вообще считала, что Джон Гриффит не в состоянии заботиться ни о ком, кроме себя самого. Даже если попробует. Даже если захочет. Сколько раз ее собственная мать сказала ей «Я тебя люблю», можно было сосчитать на пальцах одной руки, и пальцы еще останутся. Но это не означало, что Эмильен неспособна любить. Это просто означало (Вивиан пока не разобралась почему), что мать предпочитала скрывать свои чувства.
– Иногда, – продолжал Джек, – мне кажется, что он ненавидел бы меня меньше, если бы только…
– Если бы только что?
Джек повернулся к ней с грустной улыбкой.
– Если бы только мы с тобой не были вместе.
Вивиан прикрыла глаза и подавила разматывающийся где-то в груди клубок паники. Она сердито заворчала и шутливо ткнула Джека кулачком.
– Гриффит, ты меня бросаешь?
Джек на некоторое время замолчал, и клубок паники успел подпрыгнуть к самому горлу.
– Нет, – наконец ответил он. – Этого я сделать никогда не смогу.
Он вперился взглядом в окружившие их темные тени.
– Отец считает меня бесполезным, – пробормотал он.
Вивиан притянула его к себе.
– Ш-ш-ш, – сказала она.
Покорно вздохнув, Джек положил голову на кружево под расстегнутой блузкой. Его дыхание становилось глубже и тяжелее, и Вивиан пыталась найти успокоение в том, как ритмично бьется его сердце о ее тазовую кость.
Глава шестая
На грунтовой дороге у подножия холма в Вершинном переулке Джек и Вивиан сидели в машине – был это «Форд Купе» Джона Гриффита 1932 года. Стоял сентябрь, Вивиан только что исполнилось семнадцать – она была на год и два месяца младше Джека.
Джек отбивал ногой ритм звучавшей у него в голове песни. Отворот брючины задрался, был виден носок и часть голени. Носки были темно-синие, волоски на ноге – необычайно светлые и шелковистые. Вивиан не было их видно, но она знала, какие они. Волоски на ее ногах стояли торчком, словно острые булавки. Она не знала, стоит ли ей об этом переживать – она же не виновата, что лезвий не хватало, – но на всякий случай убрала ноги с гудящего пола под подол платья. Левой подошвой она задела бедро Джека.
Потомственная ведьма Нор Блекберн хочет одного – жить непримечательной жизнью обычного подростка на небольшом туманном острове у побережья штата Вашингтон. Но когда в местном книжном магазине появляется загадочный «Каталог оккультных услуг», написанный ее пропавшей матерью, Нор понимает, что ей еще только предстоит столкнуться лицом к лицу со своим самым большим страхом.
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
Для Артура все только начинается: он приехал в Нью-Йорк на летнюю стажировку и мечтает попасть на все свои любимые бродвейские шоу. У Бена каникулы не задались: он недавно пережил расставание и, вместо того чтобы писать свою книгу, вынужден ходить на дополнительные занятия. Однако мимолетная встреча в почтовом отделении переворачивает их жизни с ног на голову. Что, если они никогда не найдут друг друга в огромном мегаполисе? А что, если найдут… но все пойдет не так, как в великих мюзиклах о любви?
Аристотель – замкнутый подросток, брат которого сидит в тюрьме, а отец до сих пор не может забыть войну. Данте – умный и начитанный парень с отличным чувством юмора и необычным взглядом на мир. Однажды встретившись, Аристотель и Данте понимают, что совсем друг на друга не похожи, однако их общение быстро перерастает в настоящую дружбу. Благодаря этой дружбе они находят ответы на сложные вопросы, которые раньше казались им непостижимыми загадками Вселенной, и наконец осознают, кто они на самом деле.
Вскоре после самоубийства отца шестнадцатилетний Аарон Сото безуспешно пытается вновь обрести счастье. Горе и шрам в виде смайлика на запястье не дают ему забыть о случившемся. Несмотря на поддержку девушки и матери, боль не отпускает. И только благодаря Томасу, новому другу, внутри у Аарона что-то меняется. Однако он быстро понимает, что испытывает к Томасу не просто дружеские чувства. Тогда Аарон решается на крайние меры: он обращается в институт Летео, который специализируется на новой революционной технологии подавления памяти.
Однажды ночью сотрудники Отдела Смерти звонят Матео Торресу и Руфусу Эметерио, чтобы сообщить им плохие новости: сегодня они умрут. Матео и Руфус не знакомы, но оба по разным причинам ищут себе друга, с которым проведут Последний день. К счастью, специально для этого есть приложение «Последний друг», которое помогает им встретиться и вместе прожить целую жизнь за один день. Вдохновляющая и душераздирающая, очаровательная и жуткая, эта книга напоминает о том, что нет жизни без смерти, любви без потери и что даже за один день можно изменить свой мир.