— Сильно она тебя?
— Почти отправила в нокаут.
— Шутишь, что ли?
Щурится, как настоящий царь зверей, вкрадчиво заявляет:
— А ты молодец, Яся, бросилась на защиту своего мужчины. Из тебя выйдет хорошая жена.
Точно прикалывается!
— Моего мужчины? Что-то я не помню…
— Пора знакомить тебя с мамой. — Перебивает он.
— Чего?
Лёва заливается хохотом. На светлой рубашке пятна крови, нос распухает и вскоре превратится в баклажан, но он смеётся, и я не могу удержаться — смеюсь вместе с ним.
Осторожно обнимаю, прижимаю горячую голову к груди. Он еле заметно вздрагивает, всё же Светка мастер своего дела. Я обнимаю его, потому что хочу поблагодарить, чего не могу выразить словами. Спасибо, что происшествие его не остановило, не напугало. И ещё большее спасибо — что не дал ей сдачи.
Он трётся о мою толстовку щекой.
Всё вдруг становится просто и понятно. Я говорю:
— Твоё дело — менять мир, делать его лучше. Что-то глобальное, такое, что не сразу охватишь разумом. Что-то великое. А моё — малая малость — не дать скатиться на дно одному ничем не виновному, никому больше не нужному человеку.
— Справедливо.
Жаль, целоваться с парнем, которому подбили нос, вовсе не приятно и не романтично. Зато интересно слушать его спокойный, уверенный голос. Его мечты и планы, простые, как три копейки. Вернуться домой, закончить колледж, институт, стать независимым от родителей. Сделать что-то такое, чтобы твоя жизнь прошла не зря. Сделать для всех. Даже для тех, кто не заслуживает. Не из-за них, из-за себя.
Уйти тем вечером было сложней в разы. Еле себя заставила.
В комнате Светка с Олей играли в карты и грязно матерились. Обе выглядели раздражёнными и довольными одновременно.
Подмигнула им.
— Как твоё свидание? — поинтересовалась Оля, пытаясь заглянуть в Светкины карты. Я пожала плечами и рухнула на кровать.
Полночи лежала без сна и смотрела в потолок.
Это всё так серьёзно, что где-то глубоко внутри страшно. Очень страшно.
Я выросла, теперь уже совсем. Встретила его. Заглянула вперёд. Увидела то, что можно построить вдвоём. А если испугаться, то ничего этого не будет. Вот она — взрослая ответственность, и от этого ещё страшней.
Я изменилась.
* * *
Целый день прошёл, словно постановка на театральной сцене. Какие-то действия, какие-то люди, прописанные автором диалоги — всё строго по регламенту. Я завтракала, работала, ходила ногами, говорила ртом и только голова не думала, полная страхом, предвкушением и решимостью. Я ведь никогда не сдаюсь.
Только после ужина удалось спрыгнуть со сцены вниз, в зрительный зал, выйти из знакомого сценария, чтобы отправиться к нему. Уже не прячась, наверняка все знают. И пусть.
Когда я пришла, впервые за все вечера на чердаке было пусто.
Это нагнало на меня жуткого ужаса!
Что случилось? Передумал? Бросил? Врал? Играл?
Почему он не пришёл? Решил, хватит с него? Может, это с ним должны возиться, а не он?
Верится с трудом.
Два глубоких вдоха и выдоха. Ничего не может быть так просто. Нужно подумать, поискать… И правда, на стуле, где всегда сидел Лёва, белел сложенный пополам альбомный лист. Несколько строчек, написанных чётким, мелким почерком.
Я села на этот же стул, сжала на всякий случай зубы — мало ли к чему готовиться, и прочитала:
«Я не смог уйти вчера вслед за тобой. Остался ещё часа на два, опоздаю к отбою. Хотя, чего уж там, опоздаю — слабо сказано, я вернусь не раньше полуночи, к этому времени меня обыщутся. Значит, накажут, ведь даже меня наказывают, если слишком наглеть. Значит, завтра я не смогу прийти. Надеюсь, ты расстроишься, что мы не увидимся. Я расстроюсь. Но это ненадолго — дня на три максимум. И я приду. Ты меня дождёшься?»
В конце смайлик.
Ещё спрашивает!
Ну что же, делать сегодня на чердаке нечего. Грустно, тоскливо, но завтра начнётся следующий день, за ним придёт вечер, и я вернусь. Вернусь, чтобы встретиться с ним.
Уже переводя взгляд к двери, думая об обратной дороге, край глаза выхватил необычное пятно на прежде пустом мольберте.
Я обернулась, посмотрела в полутёмный угол. Да, всё верно, это его мольберт, чуть отодвинутый в сторону. Никаких сомнений.
Только в этот раз всё иначе. Он больше не пустой.
На белом фоне развернула нежные лепестки ромашка.
