Светить можно - только сгорая - [91]

Вновь созданный комиссариат насчитывал всего одиннадцать служащих.

В анкете для комиссаров Петроградской коммуны 25 марта 1918 г., характеризуя новый комиссариат, Урицкий написал: «Разряды дел еще точно не установлены. Пока ведает лишь внутренней и внешней охраной Петрограда. В работе соприкасается с Комитетом охраны Петрограда».

Позднее Урицкий указал, что комиссариат внутренних дел ведет следствие и розыск: «Все крупные и чрезвычайно важные дела по контрреволюции и спекуляции должны быть направлены в Чрезвычайную следственную комиссию по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. Гороховая, 2».

Своим заместителем по комиссариату внутренних дел Урицкий предложил утвердить Благонравова Георгия Ивановича, известного по работе в ВРК и комендантом Петропавловской крепости.

21 марта 1918 года Моисей Соломонович Урицкий обратился от имени Петроградской Чрезвычайной комиссии к гражданам Петрограда с требованием в течение трех дней сдать незаконно хранящееся у частных лиц оружие. «Лица, у которых… будут обнаружены бомбы, гранаты, взрывчатые вещества и другое оружие, будут предаваться суду революционного трибунала», — значилось в обращении. И оно возымело действие, неожиданное даже для старых работников ЧК, прошедших школу ВЧК и 75 комнаты Смольного. На указанные пункты сдачи оружия понесли от полуигрушечных браунингов до пулеметов включительно с запасными ящиками патронов. Видимо, граждане Петрограда хорошо осознали, что ЧК слов на ветер не бросает.

В городе острая нехватка бензина. Единственный выход—резкое сокращение расходования горючего автомобильным транспортом. И Урицкий подписывает 22 марта от имени Чрезвычайной комиссии обязательное постановление «о прекращении с сего дня, 22 марта 1918 года, движения частных автомобилей». Тогда же подписал он декрет и о запрещении свободной продажи спирта-денатурата.

За ложные и панические публикации декретом, подписанным Урицким, закрыты некоторые петроградские газеты.

Очень беспокоили Урицкого сборища бывших офицеров, бывшей знати и прочих «бывших» во всевозможных клубах, гостиницах и на частных квартирах, где идут азартные картежные игры, пьянство, разврат, так называемое «дожигание настоящей жизни». К подобным явлениям всегда относился с отвращением и Дзержинский.

— Это хоть и мерзость порядочная, все же полбеды, — говорил он. — Дело обстоит хуже: есть данные, что кое-какие из этих клубов превратились в рассадники контрреволюции. Надо прощупать, — давал он указание, обычно Малькову. — Карты, вино, конечно, уничтожишь, клуб прикроешь, а наиболее подозрительную публику — сюда, здесь разберемся.

Вот и сейчас в одно из таких подозрительных заведений Урицкий направил Малькова с группой чекистов.

Они подъехали к большому богатому дому за полночь. Но в окнах горел яркий свет. На втором этаже в прихожей вдоль стены стояли вешалки, на них офицерские шинели, роскошные шубы, мужские и женские. У вешалки швейцар. Из-за двери слышался гул голосов, пьяные крики, женский смех и визг.

Когда группа Малькова вошла в прихожую, швейцар вскочил, испуганно заморгал глазами. Мальков приложил палец к губам и похлопал рукой по заткнутому за пояс пистолету. Швейцар жест понял, понимающе кивнул.

— Ну-ка, объясняй географию, — шепотом приказал Мальков, — что тут за заведение, сколько комнат, как расположены? Много ли сейчас народу, что за публика?

Испуганно поглядывая на пистолет, швейцар подробно разъяснил: большая двустворчатая дверь вела в главный зал, где сейчас, как и обычно, идет карточная игра. За этим залом две комнаты поменьше — буфет. За ним расположена кухня, в которую гости не заходят. Дверь прямо — в туалет, направо — коридор, вдоль которого расположено несколько небольших комнаток. Отдельные кабинеты.

— Только в отдельных кабинетах сейчас редко кто бывает, — пояснил швейцар, — не только господа, даже дамы совсем стыд потеряли, безобразничают на глазах у всех, в общем зале. Иной раз такое вытворяют…

— Ладно, — перебил его Мальков, — безобразия прекратим, лавочку вашу прикроем.

По команде Малькова чекисты выхватили пистолеты, дверь — настежь, и в зал:

— Руки вверх! Сидеть на местах, не шевелиться!

Мгновенно воцарилась мертвая тишина. Послышалось было пьяное бормотание, истерическое женское всхлипывание, и вновь все смолкло. Мальков быстро оглядел зал. В огромной, с высоким потолком, комнате у стены стояло десятка полтора столиков. В центре — свободное пространство. Большинство столиков покрыто зеленым сукном, на них — груды бумажных денег, золото, игральные карты. Несколько столов побольше уставлено закусками, бутылками, бокалами, грязной посудой. Вокруг столиков — преимущественно офицеры, есть и штатские, несколько роскошно одетых женщин. Одни сидят за столом — таких большинство, другие сгрудились за спинами игроков вокруг нескольких столиков, где, по-видимому, идет самая крупная игра.

Вдоль стен, между столиками, мягкие невысокие диваны. На них тоже офицеры, полуобнаженные женщины, некоторые в непристойных позах.

В воздухе плавают густые облака табачного дыма, стоит запах пролитого вина, спиртного перегара, крепких духов. Лица почти у всех землистые, под глазами темные круги.