Свете тихий - [6]

И в зрачках у нее – дальний свет.

И в голосовых модуляциях – незнакомые высокие ноты.

В наших пажитях Але плохо. У нее нет привычки, дающейся с детства, чувствовать враждебный ландшафт. Нет локатора, как у летучей мыши, чтобы заранее огибать препятствия.

Аля не включается в жизнь, а ударяется о нее.

Жизнь полна твердых углов, выскакивающих на каждом шагу.

Например, такое: на Алю падает столб.

Аля, не ведая ни о чем, возвращается откуда-то на своей машине (как она купила себе машину – это отдельная песнь), тормозит вместе со всеми на светофоре неподалеку от Троицкого моста, и вот в те две-три минуты, пока она ждет, громадный фонарный столб, нависший над мостовой, медленно выворачивается из асфальта и ложится ей на капот.

Капот – всмятку.

Вы о таком когда-нибудь слышали?

Уверен, что нет.

Аля потом рассказывает:

– Если бы я протянула еще на полметра вперед, он бы меня раздавил!..

Случай, по-моему, уникальный.

С тех пор если Аля делает что-то не так, она объясняет присутствующим: На меня столб упал. – И от нее отстают. В самом деле, что требовать с человека, на которого столб упал.

Или Аля звонит мне в три часа ночи и трагическим голосом сообщает, что ее затопило.

– Как затопило?

– Ну, затопило – и все!..

Постепенно складывается из фрагментов такая история. Начинает капать с трубы, которая высовывается на кухне коленом из потолка. Аля звонит в жилконтору, с трудом найдя телефон, и ей после некоторых препирательств обещают прислать сантехника. Сантехник, естественно, не приходит. Капает все сильней, по стене вокруг навесного шкафчика распространяется сырое пятно. Начинает пучиться штукатурка. Аля в панике освобождает оба отделения от посуды. Сам шкафчик не снять, он для нее слишком тяжел. Снова звонит в жилконтору – там уже конец рабочего дня. Сегодня пятница, заказ могут принять только на понедельник. – Что же мне делать? – Ей канцелярским голосом советуют звонить в аварийную. Аварийная приезжает через два с половиной часа. Течь к тому времени превращается в широкое веселое половодье. Вода покрывает собой пол в кухне, в прихожей, Аля подставляет ведра, тазы, подкладывает множество тряпок – не помогает. Аварийщиков она встречает, как Дедов Морозов. Двое неприветливых мужиков, в робах, в резиновых сапогах, долго смотрят на кривоватое колено трубы и, наконец, выносят вердикт: Сверху течет. – Неужели? – вежливо интересуется Аля. Аварийщики начинают ее убеждать, тыча пальцами и инструментами в потолок. Расковыривают штукатурку вокруг, течь становится шире. Аля начинает кричать и, как помешанная, стучать кулаками по стенам. Тогда аварийщики, коротко посоветовавшись, поднимаются на чердак, и оттуда доносятся страшные, точно из преисподней, удары. Раз за разом лупят по чему-то железному. Осыпается штукатурка, течь начинает сильнее. Аля, произнося всякие архаические слова, пробует спасать то, что еще можно спасти. Наконец аварийщики, такие, немного осоловелые, возвращаются с чердака и сообщают, что ничего сделать нельзя. Вентиль прирос намертво, его требуется спилить, а для того, чтобы не хлынуло по этажам, отключить от водоснабжения аж пять домов. – Ну, так отключайте!.. – яростно кричит Аля. Выясняется, что для подобного отключения требуется особый приказ. А как его получить? Сегодня пятница, поздний вечер, вот, разве что, в понедельник, с утра… – И как же мне быть?.. – опять вопрошает Аля. Аварийщики, как следует поразмыслив, рекомендуют ей сделать временный водосток на улицу через окно: Так оно само как-нибудь и уйдет… После чего уезжают – с кувалдами на плечах. Аля, как княжна Тараканова, босыми ногами шлепает по воде.

И вот что тут, на мой взгляд, любопытно. Примерно через полчаса авария ликвидируется сама собой. Течь из трубы почему-то перестает. Когда я в панике, около половины шестого утра, все-таки добираюсь до Али, она как раз развешивает над ванной сырые коврики и половички. Через неделю просыхает стена – я ее слегка подшпатлевываю и водворяю шкафчик обратно. Теперь это только уморительный анекдот. Почему-то даже к соседям снизу не протекло.

Мир вовсе к ней не враждебен, как Аля иногда полагает, просто она в нем – чужая, впорхнувшая откуда-то со стороны. Она не знает его повседневного языка, не считывает предупреждающих знаков, понятных даже ребенку.

Ничего удивительного, что он от нее ускользает.

Ничего странного в том, что все в нем расположено как-то не так.

– Аля, где пульт? Я хочу посмотреть вечерние новости…

Аля сильно задумывается, оглядываясь вокруг. Действительно где, ведь только что был под рукой. Начинаются археологические раскопки: перекладываются пачки книг, ворохи чертежей, халаты, стопки выстиранных полотенец. Пульт точно провалился сквозь землю. Постепенно начинает казаться, что его и не было никогда. Зато внезапно обнаруживается сульфадиметоксин, купленный неделю назад, когда Аля слегка простудилась. Тогда он вдруг куда-то пропал. Теперь Аля с удовлетворением выкладывает его на этажерку. Она спокойна за свое будущее: сульфадиметоксин у нее есть. Правда, я вижу, что поверх этой счастливой находки тут же наваливается громадная россыпь дискет (временно, разумеется, сейчас я их уберу), а когда через пару дней из чистого любопытства я осторожно заглядываю под них, то выясняется, что сульфадиметоксин вновь исчез. Видимо, теперь он всплывет не ранее чем через месяц.