Свет веры (Lumen Fidei) - [9]

Как мы достигаем этого синтеза слушания и видения? Это оказывается возможным, исходя из самой личности Иисуса, созерцаемого и слушаемого. Он - Слово, ставшее плотью, чью славу мы видели (ср. Ин 1,14). Свет веры – это свет Лика, в котором прозревается Отец. Ибо истина, приобретаемая верой, как следует из четвертого Евангелия, это Отец, явленный в Сыне, в его плоти и его земных делах, истина, которую можно определить как «сияющая жизнь» Иисуса.[24] Это означает, что веропознание не призывает разыскивать истину исключительно сокровенную. Средоточием истины, которую вера открывает нам, является встреча со Христом, созерцание его жизни, ощущение его присутствия. В этом смысле св. Фома Аквинский говорит об oculata fides Апостолов (зрячей вере, прим. пер.) – вере, которая видит! – перед явлением Воскресшего во плоти.[25] Они видели Иисуса воскресшего своими глазами и уверовали, то есть сумели проникнуть в глубину того, что видят, исповедуя Сына Божия, сидящего одесную Отца.

31. Только так, через Воплощение, оттого, что он разделил с нами человеческую природу, его осознание собственной любви смогло достичь полноты. Свет любви вспыхивает, когда затронуто сердце, ибо так мы ощущаем присутствие возлюбленного в нашей душе и так он позволяет нам познать его тайну. Понятно, в таком случае, почему наряду со слушанием и видением, по св. Иоанну, вера - это прикосновение, как он говорит в своем первом Послании: «Что мы слышали, что видели своими очами, […] и что осязали руки наши, о Слове жизни» (1 Ин 1,1). Своим Воплощением, своим пришествием к нам, Иисус коснулся нас и через Таинства прикасается также и сегодня; преображая тем самым наше сердце, он позволил нам и ныне дозволяет узнать его и исповедовать как Сына Божия. С верой мы можем осязать его и получать силу его благодати. Св. Августин, комментируя отрывок о кровоточивой, которая прикоснулась к Иисусу, чтобы исцелиться (ср. Лк 8,45-46), говорит: «Касаться сердцем, вот что значит верить».[26] Окружающая толпа не достигает его личным касанием веры, которое признает его тайну, его природу Сына, являющего Отца. Только уподобляясь Иисусу, мы получаем надлежащее зрение, чтобы увидеть его.

Диалог между верой и разумом

32. Поскольку христианская вера провозглашает истину всеобъемлющей любви Бога и позволяет открыться могуществу этой любви, она касается глубочайших основ жизни каждого человека, который появляется на свет благодаря любви и призван к любви, чтобы остаться в свете. Побуждаемые желанием осветить всю реальность исходя из любви Бога, явленной в Иисусе, взыскуя любить той же любовью, первые христиане находят в греческом мире, жаждущем истины, достойного партнера для диалога. Встреча евангельской вести с философской мыслью античного мира стала решающей для того, чтобы Евангелие достигло всех народов, а вера и разум направляли друг друга, и эта связь крепла веками, с тех пор и до наших дней. Блаженный Иоанн Павел II в своей энциклике Fides et ratio показал, как вера и разум взаимно укрепляют друг друга.[27] Обретая свет, исполненный любовью Иисуса, мы обнаруживаем, что в каждой нашей любви присутствует отблеск того света, и понимаем, в чем ее предназначение. В то же время тот факт, что наша любовь несет в себе свет, помогает нам увидеть путь любви к полноте высшего дара самопожертвования Сына Божия за нас. И так, проходя по кругу, свет веры озаряет все человеческие отношения, которые могут быть пережиты в единении со сладостной любовью Христа.

33. В жизни св. Августина мы находим прекрасный образец того пути, на котором поиск разума с его жаждой истины и ясности интегрирован в горизонты веры, где он приобретает новый смысл. С одной стороны, он вбирает в себя греческую философию света с ее опорой на видение. Его знакомство с неоплатонической философией дало ему возможность глубоко осознать идею света, нисходящего свыше, чтобы освещать мироздание, и являющегося, таким образом, символом Бога. Так св. Августин постиг божественную трансцендентность и открыл, что всякая вещь может нести в себе частицу того сияния и служить отражением Божественной доброты, Блага. Это позволило ему избавиться от манихейской доктрины, приверженцем которой он поначалу был, и под ее влиянием склонялся к концепции, что добро и зло непрестанно сражаются между собой, соединяясь и смешиваясь без определенных границ. Понимание того, что Бог есть свет, дало ему новый ориентир существования, а именно - способность различить то зло, в коем он был виновен, и обратиться к добру.

С другой стороны, в случае св. Августина, о чем он сам рассказывает в своей Исповеди, решающим на пути его веры стал не период созерцания Бога, обитающего за пределами этого мира, но скорее момент слушания, когда в саду, услышав голос, говорящий ему: «Возьми и читай», он взял том Посланий св. Павла, остановившись на тринадцатой главе Послания к Римлянам.[28] Именно так открывал себя личностный* Бог Библии, способный говорить с человеком, жить с ним и сопровождать его на пути истории, являя Свое присутствие в моменты слушания и ответствования.