Свет в океане - [65]

— Со всем уважением, откуда, черт возьми, мне знать?

— Я попрошу вас следить за своим языком! Здесь дамы!

— Прошу прощения. — Наккей облизнул пересохшие губы. — Мы проведем расследование, могу вас заверить.

— И что вы предпримете? — осведомился Септимус.

— Я… мы… даю вам слово!

У Ханны защемило сердце. Значит, все останется по-прежнему. И все же она стала ложиться еще позже и постоянно проверяла почтовый ящик, надеясь найти в нем новую весточку.

— Берни, сделай мне снимок этого, — попросил констебль Линч в фотоателье Гутчера и, вынув из войлочного мешка серебряную погремушку, положил ее на прилавок.

— С каких это пор тебя интересуют младенцы? — поинтересовался Берни Гутчер, недоверчиво на нее покосившись.

— С тех пор, как занимаюсь вещдоками! — ответил полицейский.

Пока фотограф готовил оборудование и делал снимок, Линч разглядывал развешанные по стенам фотографии с образцами разных рамок и ракурсов. Его взгляд равнодушно скользил по снимкам, среди которых были футбольная команда, Гарри Гарстоун с матерью, Билл и Виолетта Грейсмарк с дочерью и внучкой.

Через несколько дней на доске объявлений возле полицейского участка появилась фотография погремушки, снятой на фоне линейки. Всем, кто узнает игрушку, предлагалось незамедлительно сообщить об этом в полицию. Рядом висело объявление, что Септимус Поттс, эсквайр, выплатит вознаграждение уже в три тысячи гиней за информацию, которая приведет к нахождению его внучки Грейс-Эллен Ронфельдт, и гарантирует при этом полную конфиденциальность.

В этих краях за тысячу гиней можно было купить целую ферму. А что можно сделать на три тысячи гиней, не позволяла вообразить даже самая богатая фантазия.

— Ты уверен? — снова спросила Блюи мать, нервно расхаживая по кухне, так и не сняв бигуди, в которых спала. — Подумай хорошенько!

— Нет, не уверен. Не совсем уверен, ведь это было так давно! Но я никогда раньше не видел ничего блестящего в колыбели. — Он с трудом скрутил сигарету дрожавшими пальцами и неловко чиркнул спичкой. — Мам, что мне делать? — На лбу под рыжими кудрями проступили капельки пота. — Я хочу сказать, что, может, есть другое объяснение. А может, мне показалось. — Он глубоко затянулся и медленно выпустил дым. — Наверное, надо подождать до следующей поездки на Янус и поговорить с ним, как мужчина с мужчиной.

— Скорее, как тряпка с мужчиной. Если это и есть твой план, то у тебя даже меньше мозгов, чем я думала! Три тысячи гиней! — Она сунула ему под нос три растопыренных пальца. — Да ты и за сто лет столько не заработаешь на своей проклятой лодке!

— Но речь идет о Томе! И Изабель! Как будто они могли совершить что-то недостойное! И даже если это та же самая погремушка, ее запросто могло выбросить на берег, а они ее просто нашли. Ты даже не представляешь, что приносят волны. Однажды Том нашел даже мушкет! И коня-качалку!

— Неудивительно, что Китти Келли дала тебе от ворот поворот! Ни на йоту честолюбия, ни на йоту здравого смысла!

— Мам! — обиженно произнес уязвленный Блюи.

— Надень чистую рубашку. Мы идем в полицейский участок.

— Но это Том, мам. Он мой друг!

— Три тысячи расчудесных гиней! И если ты не поторопишься, то тебя точно опередит старый Ральф Эддикотт, который все расскажет первым. А Китти Келли уже не станет воротить нос от парня с такими-то деньжищами, — добавила она. — А теперь причешись и выброси эту проклятую сигарету!

Глава 24

Заметив приближавшийся к острову «Уинворд спирит», который появился сразу после циклона, пронесшегося над западным побережьем Австралии, Том не поверил своим глазам. Он позвал Изабель, чтобы убедиться, что ему не мерещится. Они вернулись на Янус всего неделю назад, и катер должен был появиться только в середине марта, когда им предстояло отбыть на материк и на маяк в Пойнт-Мур. Может, у катера забарахлил двигатель во время рейса в другой пункт назначения? А может, Ральф или Блюи поранились, когда боролись со штормом?

Волнение на море было таким сильным, что экипажу пришлось проявить незаурядное мастерство, чтобы пришвартоваться.

— В шторм сгодится любой порт, верно, Ральф? — окликнул Том, стараясь перекричать свист ветра, когда катер встал бортом к причалу, но старик ничего не ответил.

Увидев на корме вместо Блюи Невилла Уитниша, Том удивился еще больше. Затем показались четверо полицейских.

— Господи, Ральф, что случилось?

И снова Ральф не ответил. По спине Тома пробежали мурашки. Он перевел взгляд на склон, ведущий к дому, и увидел, как Изабель пятится назад. Один из полицейских спрыгнул на пристань и пошатнулся, еще не привыкнув к твердой почве под ногами. Остальные последовали за ним.

— Томас Эдвард Шербурн?

— Он самый.

— Сержант Спрэгг, полиция Албани. Это мой помощник констебль Страгнелл, сержант Наккей и констебль Гарстоун. Они из полицейского участка в Партагезе. Думаю, вы знакомы.

— Нет.

— Мистер Шербурн, мы прибыли сюда по делу Фрэнка Ронфельдта и его дочери Грейс.

Это был настоящий удар под дых — Том не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Шея онемела, а лицо стало мертвенно-бледным. Это был как сигнал к атаке после долгих дней ожидания в окопах.

Сержант вытащил из кармана листок, который тут же затрепетал на шквальном ветру, и показал Тому, держа в обеих руках: