Свет в океане - [106]
Эти вопросы неизменно вызывали у нее слабую улыбку. Иногда она набиралась сил и наказывала ему не забыть подрезать деревья или просила рассказать историю со счастливым концом. А он нежно гладил ее по щеке и шепотом начинал: «Жила-была одна девочка, по имени Изабель. И такая отчаянная, что никто не мог с ней сравниться…»
Продолжая говорить, он разглядывал веснушки на ее руке, замечая, как опухли суставы на пальцах, а обручальное кольцо стало велико и свободно скользило по коже.
Когда она уже не могла пить, он вкладывал ей в рот кусочек влажной фланели, чтобы она могла сосать, и смазывал губы ланолином, чтобы они не трескались. Он гладил ее волосы, тронутые сединой и заплетенные в тяжелую косу. Он видел, каким неуверенным стало ее дыхание и с каким трудом ей давался каждый вздох. Совсем как у Люси, когда они нашли ее в ялике.
— Ты не жалеешь, что встретил меня, Том?
— Я родился для того, чтобы встретить тебя, Изз. Мне кажется, это и было моим предназначением в жизни, — ответил он и поцеловал в щеку.
Его губы помнили тот первый поцелуй на пляже много десятилетий назад, когда дул сильный ветер и садилось солнце. Отважная и отчаянная девчонка, слушавшая только свое сердце. Он помнил, как она любила Люси. Любила так беззаветно и пылко, что невозможно выразить словами, и, сложись все иначе, наверняка была бы за это вознаграждена.
На протяжении тридцати лет он каждый день старался показать Изабель, как сильно ее любит. Но теперь таких дней больше не будет. И скоро он уже ничего не сможет для нее сделать. Ощущение неминуемой и безвозвратной утраты заставило его решиться.
— Изз, — произнес он запинаясь. — Может, ты хочешь о чем-то спросить? Или что-то узнать? Ты только скажи. Я не очень-то разговорчив, но обещаю ответить и ничего не скрывать.
Изабель попыталась улыбнуться.
— Это означает, что мой конец уже близко, Том. — Она едва заметно кивнула и накрыла его руку своей. Он не отвел глаз и выдержал ее взгляд. — А может, я и сама наконец готова поговорить…
Ее голос был еле слышен.
— Все в порядке. Теперь мне больше ничего не нужно.
Том гладил ее волосы, не отводя взгляда от глаз Изабель. Потом прижался к ней лбом, и они, замерев, долго молчали, пока ее дыхание не изменилось и не стало учащенным.
— Я не хочу покидать тебя, — сказала она, сжимая руку. — Мне так страшно, любимый. А что, если Бог не простит меня?
— Бог простил тебя много лет назад. И ты тоже должна простить.
— Письмо? — с тревогой спросила она. — Ты не потеряешь письмо?
— Конечно, нет, Изз. С ним будет все в порядке.
Ветер с силой ударил в окна, невольно напомнив о тех днях на Янусе, когда вокруг бушевал шторм.
— Я не стану прощаться, если Бог меня слышит и считает, что мне пора. — Она снова сжала его руку и после этого уже не могла говорить. Время от времени она открывала глаза, и в них мелькала искра, озарявшая все лицо, как будто с ней поделились каким-то секретом и теперь наконец она все поняла. Дыхание стало поверхностным и прерывистым.
В тот же вечер, когда из-за туч выглянула убывающая луна, ее душа тихо отлетела.
Хотя в дом было проведено электричество, он не стал включать свет, а зажег керосиновую лампу и всю ночь просидел, разглядывая лицо жены, озаренное мягким светом пляшущего огонька на фитиле. На рассвете он позвонил доктору.
Том шел по дорожке и сорвал желтый бутон с куста роз, который Изабель посадила, когда они только сюда приехали. Сильный аромат пробудил в нем воспоминания почти двадцатилетней давности: Изабель на коленях утрамбовывала руками землю вокруг только что посаженного молодого куста роз.
— Наконец-то у нас появился свой сад, Том, — говорила она.
В тот день она впервые за все время после отъезда из Партагеза улыбнулась, и эта картина четко, как на фотографии, навсегда запечатлелась у него в памяти.
После похорон в церкви собрались немногочисленные соседи. Том провел с ними столько времени, сколько требовали приличия. Ему было жаль, что они не знали Изабель, по которой скорбили, такой озорной, отважной и полной жизни, какой она была на причале в первый день их встречи. Его Иззи. Его вторая половинка.
Через два дня после похорон Том сидел один в пустом доме, наполненном тишиной. Вдалеке показались клубы пыли, поднятые колесами приближавшейся машины. Наверное, кто-то из работников возвращался на ферму. Когда машина подъехала ближе, он снова на нее посмотрел. Дорогой и новый автомобиль с номерами Перта притормозил у дома, и Том вышел на веранду.
Из машины вылезла молодая женщина и пригладила светлые волосы, прихваченные сзади резинкой. Оглядевшись, она медленно направилась к веранде, где стоял Том.
— Здравствуйте, — сказал он. — Заблудились?
— Надеюсь, что нет, — ответила женщина.
— Могу я вам помочь?
— Я ищу дом Шербурнов.
— Вы его нашли. Я Том Шербурн. — Он выжидающе на нее посмотрел.
— Тогда мне точно сюда. — Она нерешительно улыбнулась.
— Простите, — сказал Том, — неделя была трудной. Я что-то забыл? Мы договаривались о встрече?
— Нет, ни о какой встрече мы не договаривались, но я приехала повидаться с вами. И… — она помедлила, — с миссис Шербурн. Я слышала, что она очень больна. — Видя на лице Тома недоумение, она пояснила: — Меня зовут Люси-Грейс Рутфорд. Урожденная Ронфельдт… — Она снова улыбнулась: — Я Люси!
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.