Свет в джунглях - [68]

...В ближайшие дни центром госпитальной жизни стал строго изолированный барак для прокаженных. Швейцер лично осматривал больных. Незаживающие язвы, гниющие кости, струпья кожи — все это проходило перед ним, как в страшном сне. Безнадежных отделяли и переводили в специальную палату, а тем, у кого была хоть самая слабая надежда на исцеление, давали новые лекарства французского и швейцарского, бельгийского и американского производства. Как-то они подействуют на больных? Медсестры заносили имена получивших то или иное лекарство в особые тетради. Впредь за протеканием их болезни врачи будут наблюдать самым строжайшим образом.

Вечером, когда Швейцер выходил из душного барака на свежий воздух, у него кружилась голова и ноги ступали медленно и неуверенно. Над головой неправдоподобно ярко сияли созвездия южного неба. Ветер доносил с Огове еле заметную прохладу. Доктор смотрел на огни африканских костров и вспоминал костер на берегу озера Мичиган, вспоминал свою встречу с Эйнштейном.

Усталость как рукой снимало. Он спешил домой, чтобы скорей засесть за рабочий стол. Сегодня обязательно надо закончить статью о необходимости запрещения атомного оружия. Сторонники мира в Скандинавии просят срочно прислать ее.

Домa доктора ждут четвероногие друзья. Кошка Зици занимает свое место на рабочем столе. Собака Чучу ложится у дверей и чутко слушает мелодии ночных джунглей. А обезьяна Джулия... спит. Она уверена, что, пока вокруг друзья, с ней ничего не случится, можно спать спокойно.

***

Жизнь Швейцера в Ламбарене очень скоро вошла в обычное русло, словно никуда он и не уезжал. С утра доктор проводил врачебный обход. Затем спешил на строительство лепрозория. В послеобеденные часы консультировал врачей и медсестер. А когда наступала ночь и врачи, рабочие и больные укладывались спать, Швейцер и не думал о сне. В своем доме, который в целях предохранения от наводнения стоял на сваях, доктор при свете петролеум-лампы отвечал на письма и работал над третьим томом «Культуры и этики».

Далеко за полночь просиживал доктор над рукописью. Его рабочая комната одновременно служила ему и спальней. В этом ящикоподобном помещении, громко называемом кабинетом, размещались удобный рабочий стол собственной конструкции, кровать, умывальник и два табурета. На одном сидел сам доктор, а второй предназначался для посетителей. Окно рабочей комнаты было затянуто сеткой от москитов и других насекомых.

—Они ночью облепляют сетку и долго сидят неподвижно, словно наблюдают. Думают, наверное, что я каторжанин, — смеясь, говорил доктор.

Были в доме и другие, более удобные комнаты, но в одной из них стоял рояль с органными педалями, которым Швейцер очень дорожил, а в другой — получила приют любимая антилопа доктора.

В той комнате, где стоял рояль, по вечерам иногда собирались врачи и медсестры. Там велись длительные, задушевные беседы, а потом Швейцер садился за рояль и играл Баха. Эта традиция родилась давно и сохранялась новыми сотрудниками госпиталя.

Молодые врачи, впервые попав в дом доктора, почтительно оглядывали его скромное убранство, с волнением слушали рассказы старших товарищей. Трудно было поверить, что здесь, в глубине джунглей, в этой скромной комнате, создавалось учение об уважении к жизни, что за этим грубо сколоченным столом были написаны обошедшие мир строки о безграничной ответственности перед жизнью, которые словно явились ответом на кошмары Бухенвальда и Хиросимы!

Но состояние почтительного удивления тотчас же рассеивалось, как только доктор Швейцер просто и сердечно обращался к своим молодым коллегам. Он беседовал с вновь прибывшими доверительно и серьезно, перемежая деловой разговор шутками. И новичок раскрывался, как цветок перед утренними лучами солнца, и совсем забывал о смущении.

***

Только весной 1951 года доктор смог выехать в Европу. Он рвался помочь снова слегшей фрау Елене. Ему не терпелось увидеть внучек и внука. Наконец, строительство лепрозория, усиленная врачебная деятельность и работа по ночам — все это отразилось на его здоровье. Швейцер чувствовал, что очень устал и что следует переменить обстановку.

Фрау Елена облегченно вздохнула, когда увидела мужа — загорелого, бодрого, как всегда. Доктор взял ее легкую сухую руку в свои большие ладони, и оба они молча смотрели друг на друга и невольно улыбались, будучи не в силах скрыть глубокого душевного волнения.

Швейцер сам обследовал жену, а затем пригласил именитых коллег. Консилиум к общему мнению не пришел: одни врачи считали, что заболевание фрау Елены вызвано длительным пребыванием в условиях тропического климата и серьезной опасности не представляет; другие, наоборот, склонны были видеть положение в более мрачном свете и советовали Швейцеру поместить жену на некоторое время в лечебницу для наблюдения за ходом ее болезни.

Последнюю точку в этом затянувшемся споре поставила фрау Елена. Пока врачи совещались в соседней комнате, она поднялась с постели и, выйдя к ним, объявила:

— Я здорова. Как только приехал Альберт, я почувствовала себя здоровой.

Действительно, приезд мужа, казалось, влил новые силы в согбенное тело фрау Елены. Она хлопотала по дому, читала рукописи Альберта, занималась с внуками.