Свет в джунглях - [2]

У дедушки Шиллингера маленький Альберт и получил начала музыкального образования. Уже в семь лет он поразил свою школьную учительницу мелодией собственного сочинения, а уроки пения были для мальчика настоящим праздником.

Альберт Швейцер вспоминал, какое огромное впечатление произвело на него впервые двуголосное пение. Как-то он ждал своего учителя перед классом, где занимались пением старшие школьники. И вдруг из-за закрытых дверей донеслась до его слуха исполняемая на два голоса немецкая народная песня «Там, на мельнице, сидел в сладком покое...» Мальчик должен был опереться на стену, чтобы не упасть от волнения, которое охватило его. «Блаженство двуголосной музыки, — вспоминал Альберт Швейцер, — захватывало меня целиком...»

Возвращение от дедушки Шиллингера было невеселым: заболел отец. Большую часть времени Альберт проводил теперь на сельской улице в играх с детьми соседей. Друзьями его стали дети крестьян. Альберт сердился, что новые приятели относились к нему с недоверием. Он старался поладить с ними, а в ответ слышал насмешливое: «поповский сын». К участию в самых дерзких проказах деревенские мальчишки не допускали его, и, когда Альберту в драке случилось однажды взять верх над соперником, тот в ярости выкрикнул ему:

— Да, если бы я дважды в неделю ел мясной суп, я был бы такой же сильный, как и ты!

Альберт побледнел. Радость его победы была отравлена.

Придя домой, он отказался от супа. На вопросы матери не отвечал, а про себя решил: «Хочу быть таким же, как другие».

Мать подумала, что это мальчишеский каприз, и не стала настаивать. Но она ошибалась. Сын постоянно под теми или иными предлогами отказывался от мясного супа, а купленную для него матросскую шапку потребовал заменить обычной, какие носили его товарищи.

Осенью Альберт отказался носить пальто, перешитое из отцовской рясы. Терпению родителей пришел конец. Отец наказал мальчика, но ни уговоры, ни наказание не могли заставить его отказаться от принятого решения.

Проявленная мальчиком твердость характера не мешала ему подчас поддаваться влиянию сверстников. Альберт с увлечением разделял проказы двоюродных братьев и сестер.

Особенно запомнилась Альберту история «помощи» Лине Мюленбек, невыносимой насмешнице, которая как-то вечером простодушно спросила:

— Ты охотно играешь на рояле, Альберт?

— Да, а что?

— Ты знаешь, мои школьные товарищи дали мне интересную книжку. До завтрашнего утра я должна прочесть ее. Но мама настаивает на том, чтобы я упражнялась на рояле...

Альберт задумался, но вскоре воскликнул:.

— Хочешь, сделаем так: я за тебя поиграю, а ты будешь читать?

— Согласна, — ответила Лина. — Я думаю, мама ничего не заметит. Обычно она в это время занята на кухне. Если ты сумеешь играть громко и мама услышит музыку, все будет хорошо.

Маленький обман удался, и подобные проделки стали повторяться все чаще и чаще, до тех пор, пока однажды, находясь на кухне, мадам Мюленбек не восхитилась:

— До чего же хорошо играет наша Лина!

Тихо, чтобы не помешать дочери, вошла она в комнату и ахнула: за роялем восседал маленький Швейцер, а ее дочь лежала на полу, углубившись в книгу...

Альберт чувствовал себя схваченным на месте преступления. Он не понимал, как Лина может оправдываться, если оба они виноваты. Он, конечно же, не стал бы играть за Лину, если бы она не попросила помощи. Лине он не мог отказать... И к тому же играть на рояле — это ведь ни с чем не сравнимое удовольствие!

***

К Гюнсбаху в те времена вела тенистая липовая аллея. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь густую листву, создавали таинственный колеблющийся полумрак, вызывали ощущение живущей где-то рядом сказки. Ожидать возвращения отца из Кольмара в липовой аллее было особенно приятно.

Альберт пристально всматривается в смутное облачко пыли. Едут или не едут? Но вот, наконец, видна знакомая повозка, в которой сидят отец и старшая сестра. Ее возили в город лечить зубы.

Повозка въезжает в аллею, и Альберт кричит:

— Ну, как дела? Очень больно было?

— Совсем не больно, — отвечает сестра. — И доктор не страшный. Он меня посадил на волшебный стул.

— На волшебный? — переспрашивает Альберт.

— Ну да, на волшебный! Ой, Альберт, так интересно, так интересно, ты и представить себе не можешь...

А через несколько дней Альберт вышел к завтраку с перевязанной щекой.

— Что с тобой? — спросила мать.

— Зубы болят. Надо к доктору в Кольмар ехать.

И вот сын с отцом в приемной врача. Наконец-то Альберт своими глазами увидит волшебный стул и даже посидит на нем. Открылась дверь, и отец ввел его в рабочий кабинет врача — месье Шварца.

Врач попросил Альберта широко открыть рот и, увидев его совершенно здоровые зубы, категорически заявил:

— Но у него все в полном порядке!

— Альберт, так у тебя болят зубы? — недоумевал отец.

— Нет, — шепотом ответил Альберт и прибавил: — Но мне очень хотелось посидеть на волшебном стуле.

На обратном пути отец молчал, а сыну было неловко и стыдно: ведь из-за него отец потерял напрасно время на поездку в город.

— Папа, я буду совсем хорошим, — пообещал он отцу. Но Луи Швейцер резонно заметил: