Свет утренней звезды - [3]

— Босоножка, — смешливо выгнул бровь мужчина. — Куда это ты так торопишься?

— Пустите, — дернулась я, попытавшись отстраниться от незнакомца. Да откуда он вообще здесь взялся?

— Ты вкусно пахнешь, босоножка. Речкой, солнцем и… женщиной, — наглец слегка отстранился, беззастенчиво разглядывая мою фигуру.

У меня от его раздевающего взгляда полыхнули щеки. Эгла, я только сообразила, что выгляжу, как ветреная женщина. Влажное платье прилипло к груди, бесстыдно обрисовывая все ее округлые контуры, волосы мокрые, растрепанные, на голове нелепый венок. Незнакомец, вероятно, принял меня за одну из служанок, спешащих на кухню.

Я не успела опомниться, как бесстыдник резко обхватив за талию, жадно впился горячими губами в мой рот, пытаясь протиснуться своим языком между моих сжатых зубов. Боги, да он целует меня!?

— Сладкая босоножка. Вкусная… — лениво и хрипло протянул он. Губы после его прикосновений горели огнем, словно на них перца насыпали. Да я вся горела, и от стыда готова была сквозь землю провалиться. Никто и никогда не смел так дерзко прикасаться ко мне!

Мужчина снова приблизил лицо, желая сорвать с моих уст новый поцелуй, и я с размаху влепила ему звонкую пощечину.

— Ах, ты… — широкие ладони нахала больно сжали мои запястья. Возможно потом, останутся синяки, но я не думала об этом, когда четким отработанным движением вывернулась из его крепкого захвата. Хвала богам, что я дружила с сыном начальника стражи, и он, частенько показывая мне приемы, говорил:

— Помни, Эя: если видишь, что тебе не хватает сил и ловкости, чтобы справиться с противником, бей его по самому больному месту. Ненадолго, но это выведет его из строя. И беги, Эя… беги так быстро, как только умеешь.

Может, это подло, конечно, но выбора наглый брюнет мне не оставил: со всей силы ударив его коленкой между ног, а потом, оттолкнув от себя, я помчалась быстрее ветра, слыша за спиной его болезненный стон и злую ругань. Эгла, да у нас даже конюхи так не сквернословят! Откуда здесь взялся этот недоумок? Прошмыгнув под арку, нажала рукой на едва заметный глазу выступ в стене, и отъехавшая в сторону плита пропустила меня в тайный ход с узкой винтовой лестницей, ведущей наверх. Опустив рычаг, закрывая за собой проход, прижавшись спиной к каменной кладке дворца, наконец-то смогла отдышаться, как следует. Я молилась всем богам, чтобы матушки не было в комнате когда я ввалюсь в нее в таком виде, но видимо боги сегодня были глухи к моим просьбам, потому что, едва отодвинула ковер за потайной дверью, узрела целую толпу служанок, разглядывавших меня с выражением неподдельного возмущения на лицах.

— Эя! — в голосе маменьки зазвучали такие высокие истеричные нотки, что я невольно попятилась назад. Она сдернула с моей головы венок и бросила его в руки ехидно улыбающейся Мирэ. Та, брезгливо взяв его двумя пальцами, словно это были не цветы, а склизкая жаба, передала служанкам.

Королева зашлась гневной тирадой, а мне лишь оставалось повинно опустить голову и смиренно выслушать все, что она думает о безобразном поведении своей младшей дочери.

— Я же тебя просила! Ты посмотри, на кого ты похожа? Хвала богам у тебя хватило ума не идти через парадный вход. Не представляю, какой бы скандал разразился, если бы кто-то из гостей тебя увидел в таком виде. Коххары уже прибыли. Где тебя носило, непослушная девчонка? Вот подожди, уедут гости, я все отцу расскажу!

— Я не специально, если бы не тот мерзкий лур, я бы успела, — оправдания выглядели откровенно жалко, но все же других у меня не было.

Мама испуганно схватила меня за руки.

— Детка, какой лур? Ты где была?

— Я собиралась возвращаться домой, когда к озеру прибежала молоденькая сарна. За ней гнался лур. Матушка, он был огромный, я таких еще никогда не видела, он…

— Что ты наделала, глупая? — вопрос зазвучал в тишине комнаты, как удар хлыста. — Ты что, затащила сарну в сумрак, отобрав у лура добычу?

— Но ведь он сожрал бы ее у меня на глазах! — я не понимаю, почему Мирэ и служанки, прикрыв ладошками рты, смотрят на меня с таким ужасом? Неужели следовало молча наблюдать за тем, как дикий зверь убивает беззащитную малышку?

— Нельзя вмешиваться в промысел Эглы. Нельзя рвать нить судьбы, ты могла накликать беду на себя доченька, — матушка вдруг крепко прижимается ко мне, ласково проводя руками по спутанным волосам. — Хорошо, что ничего страшного не случилось. Ну, за работу, — она подталкивает мое послушное тело к мгновенно встрепенувшимся служанкам и меня начинают вертеть, словно утку на вертеле: стягивая платье, расчесывая волосы, надевая на руки перстни и браслеты. Спустя десять минут я выглядела так же уродливо, как и Мирэ.

— Редкая красавица. Глаз не оторвать, — маменька умиленно заламывает свои тонкие ладони, обходя меня по кругу, но я, глядя в зеркало, совершенно не разделяю ее восторженных вздохов. Оттуда удивленно смотрит незнакомая тетка с удавкой из жемчуга на шее, ярко подведенными глазами, накрашенными соком лайры губами, волосами, заколотыми сотней шпилек с огреновыми бусинами, от чего кажется, что к голове привязали мешок с песком. А про платье я вообще помолчу, оно обтянуло тело, как чулок толстую ногу молочницы Хельтги, и кажется, что грудь сейчас вылезет из выреза, потому что ей совершенно не куда спрятаться в таком узком и тесном лоскуте ткани. Мирэ отчего-то завистливо вздыхает. Было бы чему завидовать — моя б воля с радостью натянула бы всю эту дрянь на нее. Боги, скорее бы все закончилось, мне даже дышать в этом наряде тяжело!