Свет утренней звезды - [109]

Мне казалось, что я вдруг каким-то невероятным образом вернулась в прошлое, и сижу дома, в кругу слуг и друзей. Но это был не мой дом, и тем тяжелее было осознавать, что будь все по-другому, этот дом мог бы стать и моим. Здесь все было красивым — даже солнце, огромным тепло-желтым шаром скатывающееся за горизонт, не было похоже ни на какое другое. Пурпурно-лиловый закат тонул в темнеющих морских волнах, и проявляющиеся на небе звезды напомнили мне о Нарии. За спиной послышались шаги, а затем большая ладонь Ярла осторожно легла мне на голову, пробежавшись ветром по моим волосам.

— Нравится? — негромко спросил он, заметив, как я заворожено наблюдаю за закатом.

— Да, — я повернула голову, чтобы посмотреть на него, и не смогла отвести взгляда. Наверное, именно таким я запомню его на всю жизнь. Безумно высоким, с яркими искрами, играющими в его серебряных волосах, одетым в кипенно-белые одежды, и с теплой улыбкой на лице. Это был другой Ярл — Ярл, которого я никогда не знала, и скорее всего уже никогда не узнаю.

— Посмотри на меня, — Ярл повернул меня к себе и, захватив в ладони мое лицо, невесомо коснулся губами век. — Посмотри хоть раз так, как смотришь на солнечный свет. Пожалуйста.

Я взглянула на него, и застыла слезой в бездонных омутах его переливающихся серебром глаз. Рассеялась дымным туманом в топкой глубине его взгляда. В нем не было ни похоти, ни алчного безумия, ни жестокости. Только чистый, ласкающий свет, проникающий в самое сердце, бесконечная отчаянная мольба, смертельно раненного в самое сердце человека. Опустив голову, я тихо попросила:

— Сними с меня рабские оковы, и я посмотрю на тебя так, как смотрит на мир свободная женщина.

Браслет с ноги с тихим звоном упал на пол. Ярл взял мою ладонь, поднес к губам и нежно поцеловал палец с синей татуировкой, которая тут же превратилась в тонкий сияющий ободок.

— По доброй воле, — еле слышно прошептал он, снимая с меня кольцо. — Ты свободна от моей власти, ма Эя.

И снова этот взгляд — как открытая рана, проникающий мне в самое сердце. Подняв ладонь, я провела всеми пятью пальцами по его лицу. Медленно, нежно, плавно. Я запоминала каждую его линию и морщинку, хотела, чтобы пальцы сохранили то, что я вычеркну из своего сердца навсегда. И я смотрела на него… Смотрела — и видела любимое солнце Нарии. Голубые равнины, мириады звезд, осыпающихся дождем в хрустальные озера. Видела леса и горы. Птиц парящих в облаках. Цветы наирэлии, светящимся потоком плывущие по реке. Я видела синее солнце, сиреневый закат… Я видела в его глазах все, что любила, и все, что навсегда было утеряно… А еще… я видела там себя, тонкую, хрупкую, с распущенным золотыми волосами и ласковой улыбкой на устах.

Я смотрела на него сквозь льющиеся слезы и умирала от нежности и тоски.

— Ма эя, — теплые губы Ярла снимали с моих ресниц хрустальные капли. — Я постелю тебе постель из облаков, укрою одеялом из роз. Осыплю солнечным дождем, моя Эя, — шептал его бархатный голос, укутывая меня в свои топкие нотки.

Лучи волшебного заката играли искристыми зайчиками в ореоле его сияющих волос, и я гладила их, пропуская сквозь пальцы, подставляя свое лицо умиротворяющему теплу его поцелуев. Отдаваясь на милость сладостной пытке губ обнимающего меня мужчины. Его руки ласковыми реками заструились по моей коже. И на этот раз не было дикой испепеляющей душу страсти, не было безудержного безумства — только всепоглощающая нежность, ложащаяся на сердце грустной минорной песней, поднимающая до небес, расправляющая крылья в свободном и высоком полете, качающая скользящим ветром на своих волнах. Он играл на мне, как на волшебной свирели, играл прекрасную мелодию, растворяя меня и себя в ее серебряном мотиве.

Невесомый поцелуй, нежное прикосновение пальцев… Я — волны, бьющиеся о гранитные скалы нарастающим прибоем… Снова поцелуй — кроткий, осторожный, легкий… Я — ветер. Я — солнце, яркое и горячее… Провел языком, погладил, слегка прикусил, дотронулся губами… Я — свет утренней звезды. Я — женщина, взлелеянная и желанная. …

Горячим шепотом обжег мою грудь:

— Ма солле — мое солнце, ма скаанэ — мое сердце, ма аккантэ — моя душа, эллаэн ма… Эллаэн… Ма эллаэн.

Он целовал меня мучительно долго, невыносимо сладко, иступлено нежно. Каждую черточку, каждую линию, каждый дюйм моего тела. Целовал и говорил что-то тихое и искреннее, трепетное и жаркое, ласковое и безумное. Вплетал свое и мое тело в кружева разливающегося словно море блаженства. Заполнял меня собой до краев… До самого донышка.

Мир померк. Меня больше не было, и его тоже больше не было. Были мы… ожившие в лучах заходящего солнца сплетенной лозой, тонкой и гибкой, прекрасной и ранимой… такой невероятной и такой настоящей …

За окном брезжил рассвет. Робкие лучи хрупкими тенями двигались по смятой постели и нашим телам. Я смотрела на лежащего рядом со мной мужчину, понимая, что вижу его в последний раз. Мое сердце обливалось кровью, плакало горючими слезами, мое сердце умирало. Я вырывала из него Ярла, я вырывала его из своей души и жизни, словно сорняк. С корнем.

Он спал, раскинув свое могучее тело. А я любовалась им. Это единственное, что я могла себе позволить на прощание. Смотрела в его безмятежное и спокойное лицо и думала, что он красив, как бог. Смешно, он и есть в каком-то смысле бог. Я не сомкнула глаз за всю ночь. Слова Ярла пылающими рунами засели в моей голове — ты мое солнце, ты мое сердце, ты моя душа.