Свет утренней звезды - [108]

Это было и трогательно, и грустно одновременно. Тысячи людей готовы были поделиться с Ярлом своей магией и теплом своих сердец. Тысячи людей, невзирая ни на что, безгранично верили ему просто за то, что он был сыном Антариона Эллера. Мне вдруг стало невыносимо жаль, что я никогда не знала, и уже не узнаю отца Ярла. Может тогда я бы тоже — вот так, безусловно, отдала бы его сыну свое сердце.

Ярл напряженно смотрел в толпу, и на его скулах четко проступили узлы желваков, а потом он заговорил — тихо, но мне казалось, что в абсолютной тишине его голос был слышен даже в самых дальних уголках Тиллериса.

— Я благодарен вам за доверие и преданность… И я понимаю, что вы даете мне их авансом, потому что на самом деле я их не достоин. Искреннюю дружбу и доверие не возможно ни купить, ни продать — только заслужить. Порой достаточно одного проступка, чтобы потерять доверие к человеку, и тогда — даже тысяча слов «прости» не помогут, чтобы вернуть его, — Ярл вдруг с силой сжал мою ладонь и, тяжело сглотнув, продолжил дальше. — Даруя мне свою веру и сердца, вы вкладываете в мои руки самое сильное оружие. Оружие, которым я обязан вас защищать, пусть даже ценой собственной жизни. Я клянусь, что пока бьется мое сердце, я до последнего вздоха буду доказывать, что ваша вера в меня была не напрасной, — Харр замолк, положил руку на сердце, а потом поднял над головой свою огромную светящуюся ладонь. И вероятно в этот миг он перестал быть Ярлом Харром, потому что теперь перед многотысячным собранием людей стоял Ярл Эллер — могучий правитель Тэона, гордый сын своего отца. Он сделал шаг вперед, и тэонцы расступились пред ним живым коридором. Мы словно плыли в безбрежном людском море, на его ласковых и надежных волнах. Ярл шел со мной по проходу, и люди, улыбаясь, касались его руками, как святыни, отдавая ему свое тепло и любовь.

Наше шествие закончилось у ворот удивительно красивого замка, стены которого переливались, словно на них высыпали жемчужную пыль.

— Рассветный Дворец, — Ярл на секунду прикрыл глаза, как будто что-то воскрешал в своей памяти, а затем двинулся внутрь. — Здесь я родился, — оглядываясь по сторонам, произнес он.

Двери дворца закрылись за нашими спинами, оставив за собой и толпы ликующих тэонцев, и прекрасный Тиллерис, и лазурное небо Тэона.

Навстречу нам выбежала маленькая сухонькая женщина. Бросившись к Ярлу, она буквально повисла на его огромных руках.

— Фэа! — рассмеялся Ярл, прижимая к себе старушку. — Ты жива, моя Фэа!

— Ты такой большой, — гладила его лицо женщина. — Эгла, какой же ты стал большой.

— Это моя няня Фэа, — повернувшись ко мне и поставив женщину на ноги сказал Ярл. — А это моя жена Эя, — пояснил он няне, разглядывавшей меня с теплой улыбкой.

— Ты уже и жениться успел! — всплеснула рукам старушка. — Сколько же я всего пропустила! — Фэа подошла ко мне и, нежно обняв, прижала к себе. — Добро пожаловать, Эя. Добро пожаловать домой, деточка.

Ее слова выбили у меня почву из-под ног. Это было больно. У меня тоже был дом, была семья, была няня, но никто из них никогда не скажет мне «добро пожаловать», никто не обнимет, никто не улыбнется. Мне хотелось плакать, а еще хотелось уйти куда-нибудь, чтобы никого не видеть. Ни Ярла, ни его няню, ни его Тэон.

— Фэа, — очевидно поняв мое состояние по-своему, обратился к няне Ярл. — Эя голодная и устала. Ты не могла бы найти для нее чистую одежду и накормить?

Фэа мгновенно запричитала, ругая себя за несообразительность. Обняв за талию, старушка резво потащила меня вверх по лестнице, а пока вела, я зачарованно разглядывала необычный дворец. Теперь я понимала, почему точно так же выглядела спальня Ярла на Оддегире. Дворец казался таким ослепительно белым, что его чистота даже резала глаза. Здесь было огромное количество окон, широких открытых террас, и что мне больше всего понравилось — повсюду были тончайшие белоснежные шторы: легкие и воздушные, они шевелились от малейшего дуновения ветра, превращаясь в раздутые паруса. Этот дворец был похож на предрассветный сон, когда лучи солнца, падающие на еще закрытые веки, превращают окружающий мир в бесконечно-белую сказку.

Фэа оказалась добрейшей души человеком, она все время суетилась вокруг меня, пытаясь угодить и доставить удовольствие. И не только она — во дворце было много женщин, но насколько я поняла, они не были слугами или рабами. Они работали здесь абсолютно добровольно, считая дворец своим домом. Удивительным было все — начиная от стеклянной ванны, в которую вода лилась просто из стен от нажатия рукой на плоский квадратный камень, и заканчивая круглой спальней с примыкающим к ней полукруглым балконом.

Мне принесли восхитительно красивое платье: серебристо-серое с тончайшей белой нижней юбкой, переливающейся радужными искорками. Фэа сказала, что это платье принадлежало маме Ярла. Если это так, то фигуры у нас с ней действительно были похожи, потому что платье сидело на мне, как влитое. Меня кормили невероятно вкусной едой, а Фэа и женщины сидели рядом со мной за столом, наперебой рассказывая, что из чего приготовлено, и как все это называется, говорили о своих мужьях, детях, смеялись и шутили. Рядом с ними я даже забыла, где я.