Свет-трава - [3]
В саду он появлялся на восходе солнца, медленно шел по утоптанной дорожке и по шелесту листьев определял направление ветра. Из-под седых бровей Степан Петрович бросал острый взгляд на запад и неизменно останавливался под ветвями дикой яблоньки. Он набивал трубку собственноручно выращенным табаком, закуривал и говорил:
– Вёдро! Днем завернет градусов на сорок. Надо будет общежитки сенцом прикрыть.
А если, по ведомым ему одному приметам, предполагалось ненастье, он сердито бормотал:
– Однако не будет взятки!
С утра и до вечера хлопотал Степан Петрович на пасеке. Высокий, сгорбленный, в коричневом свитере, переходил он от улья к улью, его широкополая соломенная шляпа, темная от солнца и времени, мелькала то там, то здесь.
Федя тоже по целым дням не уходил с пасеки. Он надевал на голову сетку, прятал в карманы руки и все же чувствовал себя неважно, когда пчелы гудели и кружились вокруг него.
– Вот, Фе́дюшка, смотри, – однажды сказал ему. Степан Петрович, показывая только что вынутую из улья восковую раму.
Федя сидел в стороне, под деревом, на плетеном стуле у стола, врытого в землю.
Степан Петрович осторожно поставил на стол край рамы. По ней ползали встревоженные пчелы. Ровные, будто сделанные точным инструментом, шестиугольные ячейки заполняли раму. Вверху ячейки были крупнее.
– Вот, Фе́дюшка, смотри, – повторил Степан Петрович и пальцем, по которому ползла пчела, показал на мелкие ячейки. – Видишь в середке темное пятнышко? Это будущие пчелы-работницы. А вверху ячейка трутней. Нам их надо много меньше, чем выводят пчелы.
Он достал из кармана проволоку с загнутым концом и осторожно начал вытаскивать яички трутней.
– А раньше пасечники думали, что человек не может нарушать пчелиную жизнь: пчелы, мол, сами знают, как надо и что надо. А выходит, не так, выходит, что человеку во все нужно вмешиваться.
Степан Петрович поставил раму в улей, возвратился и присел на траву около стола.
Солнце еще не поднялось над деревьями, и его лучи неравномерно прорывались сквозь стволы яблонь. На полянках плясали пятна солнечного света, и над ними взад-вперед летали пчелы. Вперед – быстро; обратно, обремененные ношей, – медленно. Иногда, не долетев до летка, они садились отдыхать на траву.
Степан Петрович не спеша выбил трубку о сапог, достал кисет и набил ее табаком.
– Вот возьми, к примеру, растения, – начал Степан Петрович, срывая под деревом ландыш. – Росли они и двести и пятьсот лет назад. Не вмешайся человек, так и росли бы без пользы. А теперь ими человек лечится.
– Вот этим? – спросил Федя, указывая на ландыш.
– Этим самым. А спорынья, черника, богородская трава, ромашка! Да всех не перечтешь. А сколько есть еще не открытых лечебных трав!
Степан Петрович повернулся к Федору, снял шляпу и, вытирая рукавом свитера лысину, сказал, понизив голос:
– Вот, к примеру, свет-трава!..
Тогда и услышал Федя впервые о свет-траве. Вначале легенда не увлекла его. Но он записал ее в блокнот и с той поры стал интересоваться книгами, брошюрами и газетными статьями о лекарственных травах. В них не упоминалось о свет-траве, и она по-прежнему оставалась для него легендой.
На следующее лето Федя снова побывал в Семи Братьях и опять услышал о свет-траве. И его отношение к легенде стало иным. Случилось это так.
Степан Петрович послал Федю за вощиной в село Гречишное, расположенное в десяти километрах от Семи Братьев. Федя не успел там закончить дела и вынужден был переночевать в Гречишном.
Он остановил лошадь у каких-то ворот и заглянул во двор. Двор просторный, опрятный. Окнами на улицу стоял небольшой дом с высоким крыльцом. Значительную часть двора занимал сеновал. Под навесом около верстака сидел старик с длинной бородой, какую Федя видел только на картинках, изображающих сказочного Черномора.
Опасливо оглядываясь, нет ли собак, Федя подошел к старику. Тот надевал обруч на кадушку.
– Здравствуйте, дедушка! – сказал Федя.
– Здравствуй, сынок! – ответил старик, опуская с верстака кадушку на землю. – Чей будешь-то – не признаю? – неторопливо спросил он.
– Я из Семи Братьев. Внук пасечника Степана Петровича Власова.
– Знаю, знаю. Здоров дед-то?
– Здоров, – сказал Федя. – Спасибо!
– Садись, сынок, – старик кивнул на скамейку. – Лет шестьдесят прошло с тех пор, как я деда твоего видел. Был он еще парнем, на внучку мою заглядывался, да и я совсем молодым был, полсотни еще не прожил.
Федя недоуменно посмотрел на старика, мысленно прикидывая его возраст, и не удержался, спросил:
– Сколько же вам лет, дедушка?
– Сто десять, сынок, минуло.
– Вот это здорово! – восторженно воскликнул Федя и сел на скамейку.
Он забыл о том, что у ворот дома стоит некормленная лошадь. «Живая история», – думал Федя, с интересом разглядывая старика. А тот глядел задумчиво поверх Фединой головы, точно прислушиваясь к самому себе, не замечая собеседника.
Иногда бывает так, что встретятся два человека, и, несмотря на разницу лет, мыслей, взглядов, им хорошо и просто друг с другом, будто знакомы они не первый год. Так случилось с Федей и Савелием Пряхиным. Они разговаривали с увлечением, а когда старик сказал, что знал всех семерых братьев Кудреватых, Федя насторожился.
«… Дверь открылась без предупреждения, и возникший в ее проеме Константин Карлович Данзас в расстегнутой верхней одежде, взволнованно проговорил прерывающимся голосом:– Наталья Николаевна! Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Александр Сергеевич легко ранен…Она бросается в прихожую, ноги ее не держат. Прислоняется к стене и сквозь пелену уходящего сознания видит, как камердинер Никита несет Пушкина в кабинет, прижимая к себе, как ребенка. А распахнутая, сползающая шуба волочится по полу.– Будь спокойна. Ты ни в чем не виновна.
«… – Стой, ребята, стой! Межпланетный корабль! Упал на Косматом лугу. Слышали?.. Как землетрясение!Миша Домбаев, потный, с багровым от быстрого бега лицом и ошалевшими глазами, тяжело дыша, свалился на траву. Грязными руками он расстегивал на полинявшей рубахе разные по цвету и величине пуговицы и твердил, задыхаясь:– Еще неизвестно, с Марса или с Луны. На ядре череп и кости. Народищу уйма! И председатель и секретарь райкома…Ребята на поле побросали мешки и корзины и окружили товарища. Огурцы были забыты. Все смотрели на Мишу с любопытством и недоверием.
«Они ехали в метро, в троллейбусе, шли какими-то переулками. Она ничего не замечала, кроме Фридриха.– Ты представляешь, где мы? – с улыбкой наконец спросил он.– Нет. Я совершенно запуталась. И удивляюсь, как ты хорошо ориентируешься в Москве.– О! Я достаточно изучил этот путь.Они вошли в покосившиеся ворота. Облупившиеся стены старых домов окружали двор с четырех сторон.Фридрих пошел вперед. Соня едва поспевала за ним. Он остановился около двери, притронулся к ней рукой, не позвонил, не постучал, а просто притронулся, и она открылась.В дверях стоял Людвиг.Потом Соня смутно припоминала, что случилось.Ее сразу же охватил панический страх, сразу же, как только она увидела холодные глаза Людвига.
«… В первый момент Вера хотела спросить старуху, почему Елена не ходит в школу, но промолчала – старуха показалась ей немой. Переглянувшись с Федей, Вера нерешительно постучала в комнату.– Войдите, – послышался голос Елены.Вера переступила порог комнаты и снова почувствовала, как в ее душе против воли поднялось прежнее чувство неприязни к Елене. Федя вошел вслед за Верой. Он запнулся о порог и упал бы, если б не ухватился за спинку стула.Елена весело рассмеялась. Вера ждала, что она удивится и будет недовольна их появлением.
Повести о старшеклассниках и их любимых учителях. Действие происходит в наши дни в Сибири. Рисунки Н. Кравченко.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».
Рассказ об островах Курильской гряды, об их флоре и фауне, о проблемах восстановления лесов.