Свет проливающий - [6]

), представляла собой окруженное колоннами сборище офисов, административных уровней, целых ярусов занятых участками арбитров, венчала которое, как какой-то отбеленный гриб, колоссальная масса Плюрокатиума.

Где-то в глубине её закрытого периметра, заляпанная пятнами талого льда с купола, гудела Тороидальная Зала, резонируя от помпезных предложений Выборщиков-Плюрократов. Большая и круглая, с чашеподобными углублениями со всех сторон, комната, казалось, излучала почти осязаемое чувство лени. Она была обрамлена рядами удобных мягких диванов и надувных ковриков. Её декадентский комфорт, подчеркиваемый вазами с фруктами и сластями, был обрамлён алебастровыми стенами и галереями. С потолочных фресок на зал смотрели герои и злодеи Империума.

Заседания проходили ежедневно и свистящий шепот Плюрократов служил Гариал-Фоллу источником политики и проблем. Они бесконечно дебатировали и обсуждали решения, а их подчинённые, парторги и адепты, сновали меж ними двигая прогресс. Ничего стоящего так никогда и не было решено в застойной духоте Тороидальной Залы, но граждане городского купола чрезвычайно гордились своей администрацией, вежливо не обращая внимание на власть «последнего слова», остающегося за Губернатором назначаемым Империумом. Губернатор председательствовал на дебатах в угоду публике и единолично осуществлял реальное управление своей планетой.

Сегодня дебаты были далеко не экстраординарные – суб-партия, занимающая три дивана, вяло просила Плюрократию выделить средства на обслуживание принадлежащих им тросов орбитальной платформы – и те из плюрократов, что не спали, сидели развалясь в креслах сонные и довольные, как розовощёкие свиньи, отдыхающие после хорошей еды. Даже спикер переплетая узловатые пальцы, казалось, с трудом разлеплял сонные глаза, запинался на каждом слове и сопел после каждого предложения. Плюрократия счастливо купалась в своей собственной неэффективной лени, впрочем как и всегда.

Над ними, по заплесневелым переходам и замёрзшим мезонинам, с которых свисали капающие сосульки, патрулировал отряд караульных. Караульные проявляли механическое отсутствие интереса, как люди которые не ожидают и не бояться опасностей. Они травили друг другу несмешные анекдоты и поигрывали рунами активации своих энергетических булав. Если бы кто-то из них заметил движение тени, которая тихо подкрадываясь к ним выскользнула из сумрака леса труб – а они не заметили её -, они бы отметили почти полную, ненормальную тишину её призрачных движений, её невероятную скорость.

Первый из стражей правопорядка почувствовал ледяное дыхание на своём горле, с резким умопомрачительным рывком расцветшее мгновением позже внезапной теплотой. Он умер, не успев вскрикнуть, яремная кровь запачкала лёд чудовищными и прекрасными пятнами.

Караульные умерли один за другим, пальцы тени скользили с бритвенной точностью по сухожилиям и костям, разрывая и свежуя. А когда со стражами порядка было покончено, тень которая танцевала среди них как туман, счастливо закружилась в центре кровавой спирали. Кольцо обмякших тел и влажных внутренностей парили на льду, ручейки крови сбегали по крыше.

Фигура в плотно облегающем плаще, не заляпанном и капелькой крови, удовлетворённо пробормотала себе под нос какую-то чепуху услышанную лишь пораженной ночью и снова скрылась в тенях.

- Хайв Секундус находится в четырёх днях пути на север. Он не похож на Город-купол. Он… он похож на то что бы вы назвали типичным городом-ульем. Он торчит из льдов как кинжал, груда перекрученного метала и камня. Уродливая штука.

- Я был рождён там, в Катакомбной Церкви, и служил ей всю свою жизнь… И всё это время, все эти трудные годы, только одна вещь оставалась неизменной.

- Борьба.

Магус Крейста со вздохом откинулся на спинку кресла, рассматривая угольную жаровню со своего места. Его гость – похожий на хищного сокола Кардинал, ссутулился в своем кресле – рассматривал его со скрытым вниманием, любое движение и интонация подмечались и запоминались. Арканис в свою очередь находился под наблюдением: Гхейт оценивал его, прячась как того требовали правила за пределами освещённой части комнаты.

Крейста продолжил ровно дыша и с отсутствующим видом стуча по терёзовым подлокотникам своего кресла.

- Больше всего я боролся против иерархии. В моём понимании Совет стал Геронтократией, слишком поглощённой своей значимостью, чтобы заметить свою несостоятельность. Эффективность пала жертвой церемоний, действие потерялось за религиозными догмами. Они не могли понять, что привычки выработанный два века назад могут быть уже неэффективными или излишними. Я боролся за то чтобы сделать Катакомбную Церковь Хайва Секундус современной и я потерпел неудачу.

Гхейт изучал лицо Кардинала слушающего Крейсту. Тот смотрел на руку Крейсты, которая мерно стучала по подлокотнику. Старый примации не замечал острого интереса проявленного к его манерам, слишком глубоко погружённый в своё повествование.

- В наших рядах был инквизитор.

- Мои прошения Совету пересмотреть нашу политику безопасности были проигнорированы, мои допросы новых рекрутов были названы слишком фанатичными… Слуги Бога-Падальщика заметили нашу слабость и получили преимущество.