Свет праведных. Том 1. Декабристы - [5]

Очень не хотелось выглядеть кое-как, впервые представ на пороге нового жилища. Бегло взглянув на себя в зеркало, молодой человек остался доволен: отменная выправка, рука небрежно лежит на эфесе шпаги, на лице – гордость победителя и благородство, как и положено офицеру русской армии, вошедшему в Париж. Загар оттенял светлые, шелковистые волосы, делая рельефнее высокие скулы, квадратный подбородок, тонкий, слегка вздернутый нос. Глаза, не слишком большие, радостно сияли. Темно-зеленый мундир с красным воротником и отворотами, золотыми пуговицами, белые штаны, заправленные в высокие черные сапоги, серебряный пояс, который перетягивал так, что трудно было дышать. Два аршина, десять вершков, железные мускулы, желудок, который переварит и камни, нежное, горячее, нетерпеливое сердце… Поправил манжеты, привел в порядок черный султан на кивере и вышел, готовый покорить мир.

Десять минут спустя Николай миновал караульных, которые отдали ему честь, и впервые зашагал по Парижу один. Улица была узкая, грязная. Прохожие с любопытством оглядывали его форму. Позади неизменно слышался шепот:

– Видели русского?.. Посмотрите, русский!..

Он спросил дорогу. Какой-то господин в ярко-синем костюме любезно объяснил:

– Поверните направо на бульвар Инвалидов и идите по нему до эспланады, улица Гренель в двух шагах оттуда, ошибиться невозможно…

Ошибся, и не раз. В конце концов двое мальчишек в лохмотьях предложили довести его до места за пару су. Пришлось согласиться. Ребятишки семенили рядом, задрав вверх носы и пристально рассматривая султан. У того, что поменьше, были глаза навыкате, огромный лягушачий рот. Второй – весь в веснушках. Поначалу оба хранили молчание. Потом младший заговорил:

– Вы здорово позавчера сражались?

– Я – нет, – ответил офицер, – оставался в резерве. Но мои товарищи…

– Вы выиграли только потому, что там не было Наполеона, – вставил старший.

– Может быть…

Тогда малыш повернулся задом наперед и, быстро-быстро перебирая ногами, засеменил перед незнакомцем, глядя ему в лицо:

– А знаете, все еще не кончено… Он вернется… Кажется, он уже в Фонтенбло!..

– Да, говорят.

– А если вернется, что будете делать?

– Снова сражаться.

– И не думаете, что на этот раз все закончится для вас не так хорошо?

– Нас очень много…

– Правда, – согласился старший. – Повсюду кишат русские, австрийцы!.. Отец говорит, что нас предали!.. А ему приходится видеть немало людей, он – точильщик в Гро-Кайу… Меня зовут Огюстен, а это мой брат, Эмиль… У отца отбоя нет от желающих воспользоваться его услугами… Не хотите поточить вашу саблю?..

Николай засмеялся. Вскоре к их группе стали присоединяться другие мальчишки, этот эскорт несколько смущал его: он боялся выглядеть смешным в глазах прохожих, приосанился, держался с преувеличенной важностью, но ситуация казалась ему все более комичной. Мальчишки тем временем жарко спорили у него за спиной:

– Говорю тебе, это не русский, ведь он говорит по-французски!

– Ну кто же он тогда?

– Эмигрант, наверное!

– Шутишь! А что же в таком разе спрашивает дорогу? Это – русский! Настоящий!

– Посмотри на его форму! Вот это да! А почему у него такие длинные волосы? Это пехотинец или артиллерист? А что у него на боку?

Их подопечный делал вид, что ничего не слышит. Наконец они остановились перед зеленой дверью, над которой висел фонарь. Эмиль и Огюстен протянули грязные руки. Озарёв заранее обменял деньги у полкового казначея. Он положил по су в каждую ладошку и спросил:

– Вы уверены, что это здесь?

– Так же, как и в том, что Наполеон вышвырнет вас вон! – прокричал Огюстен.

Мальчишки бросились наутек. Военный протянул руку к молотку на входной двери. Открыл недовольный швейцар в колпаке – время согнуло его пополам. Завидев мундир, отпрянул, дряблые щеки затряслись. Посетитель осторожно объяснил цель своего визита. Наконец, вздыхая и охая, швейцар провел его через мощеный двор к крыльцу красивого, просторного двухэтажного дома, окна которого были закрыты шторами.

– Я предупрежу графа, – сказал лакей. – Пожалуйте в гостиную.

Комната, в которую прошел Николай, была обшита деревянными панелями цвета морской волны с золотой сеткой, благодаря чему дневной свет приобретал зеленоватые оттенки. Здесь стояла очень красивая мебель с инкрустацией, кресла с выцветшей обивкой. С темных портретов смотрели лица с делаными улыбками и пустыми глазами. На рояле стояли лилии. «Как-то меня встретят? Несомненно, плохо. Я – русский, одно это вызывает неприязнь…» Озарёв все сильнее ощущал себя непрошеным гостем, самозванцем. И внезапно пожалел, что согласился взять ордер: прав был Максимов, место русского офицера – в казарме. «Может, вернуться? Бог с ними, с теплой постелью, хорошей едой, французским языком…» Дверь за его спиной открылась, вошел сухонький старичок, одетый по моде давно прошедших времен. Казалось, он сбежал с бала-маскарада, музыка которого до сих пор кружит ему голову. Над высоким лбом цвета слоновой кости вздымался напудренный парик, из-под выдающегося вперед и загнутого кверху подбородка ниспадало кружевное жабо. Фрак красновато-бурого цвета, кремовые чулки с серебряной отделкой и лорнет на шейной цепочке довершали его облик.