Свет озера - [75]

— Ну, Клодия, — спросил Бизонтен, — видела когда-нибудь что-либо подобное?

— Нет, — ответила она. — Никогда даже в такие дома и не заходила.

Жила она прежде в Нозруа, и Мари осведомилась у Бизонтена, город это или деревня.

— Это укрепленное селение, — пояснил Бизонтен. — А почему вы спрашиваете?

— Думаю, как бы Клодию не напугал городской шум. Тут и повозки на улицах, и народу вон сколько. А на пристани такой грохот.

На пристани было сейчас совсем тихо, но Бизонтен сообразил, что Мари завела этот разговор, имея в виду не только Клодию, но и себя тоже. Так как он промолчал, она продолжала:

— Вы-то, вы, конечно, не раз в городах живали…

Бизонтен, стоявший у окна и весь поглощенный созерцанием озера, на глади которого все его будущие стройки возникали с какой-то особой четкостью, обернулся и произнес:

— Ты ведь тоже никогда в городе не жила, придется тебе привыкать.

Он налег на это «ты», и, так как Мари удивленно подняла на него глаза, он подошел к ней, взял ее за плечи и сказал:

— Да, да, милочка моя Мари. Приходится обращаться к тебе на ты. Мастер Жоттеран посоветовал мне не ошибаться при чужих. Не забудь, что ты теперь моя жена. Не знаю, по душе ли тебе это или нет. Во всяком случае, надо хоть вид показывать, что ты со мною по-настоящему счастлива!

Он звонко расхохотался. Мари опустила голову, и Бизонтен заметил, что она вспыхнула. Она даже не попыталась высвободиться из рук Бизонтена, и ему показалось, будто она ждет от него чего-то иного. Он крепче сжал ее плечи, такие хрупкие под шерстяной кофтой. Он уже было привлек ее к себе, но тут на пороге, вымощенном перед дверью плитами, прозвучали шаги. Бизонтен отпустил ее. Она вскинула голову. Краска еще не сошла с ее лица, но она улыбалась.

Вошел дядюшка Роша, за ним Пьер с охапкой чурбаков. В волосах его застряла солома. Он весело говорил:

— А нас оттуда краснохвостки чуть не прогнали, до того здорово нас крыли. Вертятся все время под навесом в конюшне. Боятся, что гнездо опоздают свить.

— А раз здесь есть краснохвостки, значит, дом хороший, — заметил Бизонтен.

— Верно, — подтвердила Мари. — У нас в Лявьейлуа они каждый год прилетали. А раз уж прилетели, скоро весна.

Теперь, после их сегодняшнего переезда под проливным дождем, все они испытывали смутную радость, хотя и не прорывавшуюся наружу, но подспудно таившуюся в каждом. Огонь, весело распевавший свою песенку, возгласы ребятишек, приятная теплота, наполнившая весь дом, даже самые обычные их движения и те не походили на вчерашние в хижине, приютившейся в лощине Дюфур.

Бизонтен снова подошел к окну и снова увидел дождевые струи, падающие на озеро, по которому медленно проплывали черные лысухи, словно бы взвешенные в этой всесветной серости. Когда какая-нибудь одна из лысух ныряла, казалось, будто ее внезапно всасывала тьма.

Потом, когда Бизонтен помогал Мари пристраивать на положенное им место тазы и лохани, ему попался на глаза сак, оставленный у них Ортанс. Ему вдруг привиделась мертвая Ортанс. Привиделась всего на мгновение, и он сам удивился, что так больно сжалось сердце.

Мари начала готовить ужин, а Бизонтен стал играть с ребятишками. Клодия, возившаяся вместе с Мари по хозяйству, так и сияла от радости, что очутилась здесь. Она поглядывала на озеро, но ничего не говорила. Только когда упали сумерки, она спросила:

— Озеро, а что оно делает, оно за дождем лежит?

Над вопросом ее посмеялись, и ответил ей Жан:

— Ничего не делает… Сама увидишь, оно скоро вон до тех гор дойдет!

— И там корабли есть, — подхватила Леонтина. — А на кораблях люди.

— И это их ветер гонит. Правда, Бизонтен, это ветер?

Ребятишки уже говорили об озере с гордостью, и Бизонтен был счастлив, ибо это было знаком того, что они начинали забывать родные места. Очевидно, Мари почувствовала то же самое, но приняла это как-то совсем по-иному, так как лицо ее помрачнело.

— Господи, — вздохнула она, — как уже далеки от нас леса Шо.

Бизонтен хотел было вмешаться в разговор, но воздержался. Нынче вечером он весь был во власти какой-то светлой радости, вновь рядом было озеро, был этот город, который он любил, и была стройка, где он завтра, еще до зари, начнет плотничать.

Вскоре вернулся домой и цирюльник. Обычно скупой на слова, старик на сей раз растрогался при виде своих друзей. Но он только просто сказал:

— После того, как не стало Бенуат и Ортанс, дом совсем опустел.

Потом стал расспрашивать о Блонделе, о котором ему уже говорил мастер Жоттеран, и наконец взялся за кузнеца — как, мол, это он решился отпустить Ортанс. Тут вмешался Бизонтен, заявив, что нет такой силы, которая могла бы ее удержать. Старик Живель вздохнул:

— Что правда, то правда, наша Ортанс всегда была не такой девушкой, как все прочие.

Тут старики немного повздорили. Оба они знали Ортанс еще крошкой, но каждый сохранил о ней свои собственные воспоминания, так что со стороны могло показаться, что говорят они не об одном и том же человеке, даже не об одном и том же селении. Пришлось вмешаться Бизонтену, он перевел разговор в другое русло и сумел вызвать общий смех.

Оба старика были счастливы, что обрели дом, где кипела жизнь, и радость их еще усилилась, когда Мари сняла крышку с чугунка, стоявшего на высокой треноге, под которой она поддерживала огонь.