Свет озера - [32]
Впервые за долгие годы он почувствовал, как сжалось его горло, когда вдали блеснули четыре золотые точечки. Четыре звездочки, выстроившиеся в ряд прямо на снегу. Он обернулся, и, возможно, потому, что судорога, сжимавшая глотку, отпустила, крикнул громче, чем хотел:
— Смотрите, смотрите туда! Первый дом кантона Во, я его знаю. Это харчевня!
Крик этот прошел вдоль всего обоза, раскатился каскадом, словно смех Бизонтена. И подмастерье понял, что крик этот снял с души всех этих людей заклятье страха, висевшего над ними с тех пор, как они покинули свое селение и родную свою землю.
Часть вторая
КАРАНТИН
15
Вечерние сумерки еще не успели слить воедино небо и воду, когда они очутились перед укреплениями города Морж. Пересекши границу, они ехали три долгих дня, и все эти дни Бизонтен все время надеялся увидеть озеро. Он вспоминал, какое волнение охватило его, когда он впервые с высоты увидел озеро, и ему хотелось, чтобы всем его спутникам, когда они вступят на земли кантона Во, тоже открылось бы это чудесное видение. Но ничего еще нельзя было разглядеть. Хотя ветер будто точил свое лезвие о склоны гор Юры, однако вниз все еще было затянуто серой дымкой, скрывавшей Женевское озеро. Но тут ему пришло в голову, что эти крестьяне, не видевшие ничего дальше своей борозды, останутся равнодушными к красоте озера. Озеро само это почуяло. И спряталось от них. Правда, здесь была Ортанс, и, самому себе в том не признаваясь, подмастерье именно ради нее жаждал этого зрелища.
Но зрелище это открылось им только тогда, когда они достигли последнего склона, ведущего к долине, где лежал Морж. Ветер хлещет в лицо. В глаза бьет свет, подобный тому, что внезапно озаряет недра земли. Вот и все. Достаточно, чтобы перехватило дыхание у тех, кто не видел ничего подобного. И вечерняя дымка, став плотнее, гуще, влачит за собой тьму, притаившуюся за невидимыми отсюда горами.
На мгновение Бизонтен подумал об этих горах, которых еще не заметили его спутники, потом звонко щелкнул кнутом, чтобы подбодрить лошадей, все замедляющих ход. Они переехали мост через реку и двинулись по длинной аллее, обсаженной вязами, видимо достигшими уже трех десятков лет.
Вскоре во мраке вырисовались силуэты массивных башен и каких-то длинных строений, дальше дорога пошла в тени городских стен, падавшей на подъемный мост и рвы. Сверху с укреплений раздался голос:
— Кто идет?
— Тот, кто идет, — безоружен! — ответил Бизонтен.
— А кто вы такие?
— Беженцы из Бургундского Конте, наш край захватили французы, немцы, шведы и вся прочая сволочь, мы хотим просить у вас убежища!
— В город беженцев не пускают.
После минутного раздумья Бизонтен спросил:
— Часовой, ты-то сам из Моржа?
Сверху сердито ответили:
— Я не часовой, я сержант ополчения.
— Прошу простить, сержант, но я не кошка и не вижу ночью.
— Ты это верно сказал, сейчас ночь, городские ворота отопрут только завтра. И ежели ты не желаешь, чтобы тебя угостили из аркебуза, отведи своих людей в конец этой аллеи.
— Сейчас отведу, сержант. Но если вы здешний, вы должны знать мастера Самуэля Жоттерана, плотника!
— Кто ж его не знает!
— Я явился сюда, чтобы работать у него.
Там, наверху, раздался хохот:
— Со всеми этими повозками?
Бизонтен разглядел, что к сержанту подошел еще кто-то, и раздался другой голос:
— Я капитан ополчения. Если вам угодно побеседовать с мастером Жоттераном, приходите сюда завтра на заре. Но только один. А если вы прибыли из Франш-Конте, вы в город вообще не войдете, раз у вас нет карантинного свидетельства.
— Чего? — переспросил Бизонтен.
— Сколько дней назад вы перешли границу?
— Три.
— Значит, вам и беспокоиться не о чем… Все равно в город не войдете. Пускай старший в вашей группе подойдет завтра сюда, к этой двери, ему будут даны все указания.
— Но я хотел бы поговорить с…
Теперь в голосе капитана прозвучал гнев, сразивший путников, точно громовой удар:
— А ну, поворачивай! Иначе прикажу открыть стрельбу!
К капитану приблизилось еще несколько человек, один нес в руке горящий факел. Отблески света плясали на металле оружия и касок. Перед солдатами красовалась пушка, словно присевший на задние лапы злобный зверь с открытой пастью, вытянувший шею между зубцами крепостной стены.
— Пожалуй, нам лучше убраться прочь, — сказал подошедший к Бизонтену кузнец.
— Что верно, то верно, — согласился подмастерье и добавил, не повышая голоса: — Эти скоты на все способны. — И крикнул: — Поворачивай! Держитесь правой стороны, чтобы проезд не загромоздить. Сейчас не время сцепляться с ними, если не хотите получить порцию свинца!
Первые повозки повернули на эспланаду. Когда они проезжали мимо задних повозок, люди обменивались горькими сетованиями.
Въехали на мост, который переезжали совсем недавно. Сейчас река тускло блестела. Бизонтен крепко сжал зубы, чтобы не дать прорваться гневу. Он чувствовал, как закипает злоба в душе кое-кого из его спутников, и поэтому твердил себе, что ему-то любой ценой следует держаться как можно спокойнее.
— Внимание, останавливайтесь… Все останавливайтесь! — крикнул он.
Откуда-то сзади послышались голоса:
— Да мы еще мост не переехали!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман «Плоды зимы», русский перевод которого лежит перед читателем, завершает тетралогию Клавеля «Великое терпение». Свое произведение писатель посвятил «памяти тех матерей и отцов, чьи имена не сохранила История, ибо их незаметно убили тяжкий труд, любовь или войны». И вполне оправданно, что Жюльен Дюбуа, главный герой предыдущих частей тетралогии, отошел здесь на задний план и, по существу, превратился в фигуру эпизодическую…Гонкуровская премия 1968 года.
Действие романа разворачивается во Франш-Конте, в 1639 году, то есть во время так называемой Десятилетней войны, которая длилась девять лет (1635 – 1644); французские историки предпочитают о ней умалчивать или упоминают ее лишь как один из незначительных эпизодов Тридцатилетней войны. В январе 1629 года Ришелье уведомил Людовика XIII, что он может рассматривать Наварру и Франш-Конте как свои владения, «…граничащие с Францией, – уточнял Ришелье, – и легко покоряемые во всякое время, когда только мы сочтем нужным».Покорение Франш-Конте сопровождалось кровопролитными битвами.
Романы известного французского писателя Бернара Клавеля, человека глубоких демократических убеждений, рассказывают о жизни простых людей Франции, их мужестве, терпении и самоотверженности в борьбе с буржуазным засильем. В настоящее издание вошли романы "В чужом доме" и "Сердца живых".
Их трое – непохожих друг на друга приятелей, которых случай свел вместе в городке среди гор Юры: Серж – хрупкий домашний мальчик, Кристоф сын бакалейщика и Робер – подмастерье-водопроводчик, который сбежал из дома, где все беспробудно пьют, и он находит сочувствие только у Жильберты, дочери хозяина близлежащей фермы.Они еще не стали нарушать законы. Но когда им удается украсть сыр, то успех этой первой кражи опьяняет и ободряет их. Они решаются на "настоящее дело" в деревне Малатаверн. Серж и Кристоф разработали план, но Робер в нерешительности.Трусость? Честность? Суеверные предчувствия? Никто не может ему помочь, он наедине со своей совестью, один перед ясными глазами Жильберты, один перед этим проклятым местом – Малатаверн.
Романы известного французского писателя Бернара Клавеля, человека глубоких демократических убеждений, рассказывают о жизни простых людей Франции, их мужестве, терпении и самоотверженности в борьбе с буржуазным засильем. Перевод с французского Я.З. Лесюка и Ю.П. Уварова. Вступительная статья Ю.П. Уварова. Иллюстрации А.Т. Яковлева.
В детстве она была Софьей Олелькович, княжной Слуцкой и Копыльской, в замужестве — княгиней Радзивилл, теперь же она прославлена как святая праведная София, княгиня Слуцкая — одна из пятнадцати белорусских святых. Посвящена эта увлекательная историческая повесть всего лишь одному эпизоду из ее жизни — эпизоду небывалого в истории «сватовства», которым не только решалась судьба юной княжны, но и судьбы православия на белорусских землях. В центре повествования — невыдуманная история из жизни княжны Софии Слуцкой, когда она, подобно троянской Елене, едва не стала причиной гражданской войны, невольно поссорив два старейших магнатских рода Радзивиллов и Ходкевичей.(Из предисловия переводчика).
Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.У мейстера Мартина из цеха нюрнбергских бочаров выросла красавица дочь. Мастер решил, что она не будет ни женой рыцаря, ни дворянина, ни даже ремесленника из другого цеха — только искусный бочар, владеющий самым благородным ремеслом, достоин ее руки.
Мрачный замок Лувар расположен на севере далекого острова Систель. Конвой привозит в крепость приговоренного к казни молодого дворянина. За зверское убийство отца он должен принять долгую мучительную смерть: носить Зеленый браслет. Страшное "украшение", пропитанное ядом и приводящее к потере рассудка. Но таинственный узник молча сносит все пытки и унижения - и у хозяина замка возникают сомнения в его виновности. Может ли Добро оставаться Добром, когда оно карает Зло таким иезуитским способом? Сочетание историзма, мастерски выписанной сюжетной интриги и глубоких философских вопросов - таков роман Мирей Марк, написанный писательницей в возрасте 17 лет.
О одном из самых известных деятелей Белого движения, легендарном «степном волке», генерал-лейтенанте А. Г. Шкуро (1886–1947) рассказывает новый роман современного писателя В. Рынкевича.
«На правом берегу Великой, выше замка Опочки, толпа охотников расположилась на отдых. Вечереющий день раскидывал шатром тени дубравы, и поляна благоухала недавно скошенным сеном, хотя это было уже в начале августа, – смутное положение дел нарушало тогда порядок всех работ сельских. Стреноженные кони, помахивая гривами и хвостами от удовольствия, паслись благоприобретенным сенцем, – но они были под седлами, и, кажется, не столько для предосторожности от запалу, как из боязни нападения со стороны Литвы…».