Свет озера - [26]

В повозке Мане осталось не слишком много добра — только доски, служившие сиденьем, да корм для лошадей, но корм был настоящей ценностью, а в случае, если сломается, на беду, чья-нибудь повозка, можно будет воспользоваться этой.

Итак, они тронулись в путь, сокращая дорогу, точно так же как сокращал ее беглец Мане, впрочем, они и ехали по его следам. Лошади за ночь успели отдохнуть, и обоз двигался быстро.

Посоветовавшись с кузнецом, Бизонтен изменил порядок следования повозок. Он встал во главе, за ним ехал Пьер, за ним сын Фавра на повозке Мане, затем Ортанс, за ней Бертье с «живым трупом», с несчастным Бобилло. Дальше Фавры и Рейо. Старик кузнец замыкал кортеж, перед ним поставили Сора, которому Бизонтен сказал:

— Старик-то он хороший, но прежней силы в нем уже нет. Поэтому рассчитываю на тебя, в случае если ему понадобится, пособишь.

Уж не надеялся ли Бизонтен обуздать таким образом этого гиганта, да еще полоумного, от которого всего можно ждать? Впрочем, уже давно он убедился на опыте, что любая ответственность, возложенная на человека, вполне способна изменить его к лучшему.

Дорога была хорошая, и большинство мужчин сидели в повозках, но Бизонтен предпочитал шагать рядом со своей любимицей Лизой. Хотя кобылка была еще молода, она шла бодрой рысцой, видно, понимала возложенную на нее роль — ведь нынче утром она одна, без пары, шла в упряжке, а главное, возглавляла, так сказать, весь обоз. Оглядываясь назад, Бизонтен видел тянувшиеся за ним повозки. Бремя ответственности легло теперь на его плечи, и это приглушало его природную веселость не меньше, чем воспоминание о той могилке под сосной.

Ветер стих, и солнце приятно ласкало лица, однако не в силах было растопить снег, хотя и грело людей и животных и радовало сердца. Несколько раз Жан, сынок Мари, окликал его:

— Бизонтен! Бизонтен!

Когда Бизонтен оборачивался, маленький Жан, что сидел на передке повозки и держал в ручонках вожжи, кричал ему:

— Я сам, я сам правлю!

Сидя между Пьером и матерью, он заливался смехом. Мари поручила крошку Леонтину заботам Ортанс, та сама попросила ее об этом:

— Тетя ею займется. При ребенке ей легче будет сдержать слезы.

Так проехали они полтора лье, по левую руку от них вздымалась темная громада Ризу, зубчатая вершина его как кружевная вырисовывалась на фоне залитого солнцем неба. Снег нестерпимо блестел, и Бизонтен то и дело вытирал слезы. Глаза слепило, он с трудом различал дорогу. Деревья, скалы, тени от сугробов — все, казалось, находилось в постоянном движении, перемещалось. Поэтому-то и пришлось ему напрячь зрение, чтобы убедиться в том, что там, в нескольких шагах от леса, довольно далеко от них, действительно стоит лошадь. Подняв руку, он обернулся:

— Эй, эй! Остановитесь!.. Остановитесь!

Обоз остановился, и несколько человек бросились к Бизонтену. Но их тоже ослеплял свет всей этой неоглядной белизны, и они, вглядываясь вперед, низко опускали поля шляп на самые глаза.

— Да это же Мопю, лошадь Мане, — крикнул Фавр.

— Как-то странно его Мопю шагает, — заметил Рейо.

А старший сын Фавра добавил:

— По-моему, у него вьюк на спине да и на груди что-то висит.

— Хорошо, что он один, без всадника, — сказал Бизонтен. — Не будем терять зря времени.

— А вдруг Мане продал нас солдатам и мы в западню попадем? — крикнул Сора.

Все примолкли, но Бизонтен быстро прервал молчание:

— А что, интересно, вы намереваетесь делать? Бежать отсюда? Да если бы здесь, в лесу, были солдаты, они бы через десять шагов всех вас бы перехватали.

— Аркебуз в повозке эшевена! — снова крикнул Сора.

— Брось ты это! — приказал Бизонтен. — Ты же сам отлично знаешь, что на десяток лье в округе ни одного француза нет. А ну, в дорогу! Если они нам засаду хотели устроить, чего бы они стали зря ждать: зачем бы они сюда лошадь выгнали?

Мопю медленно шагал назад по своим вчерашним следам, и вскоре они поймали его. К спине у него был приторочен большой мешок, куда Мане, должно быть, запихал съестные припасы и одежду. Под грудью у Мопю висела оплетенная бутыль. Сучком плетенки ему поранило ногу так, что по ней текла кровь.

Один из людей взял его под уздцы, а Пьер снял мешок и бутыль, открыл ее и понюхал:

— Да это же водка.

Кругом засмеялись, а Сора заметил:

— А ты вообразил, что он святую водичку возит?

— Все равно мог бы подвесить ее удобнее, чтобы лошадь не поранить.

— А где же сам Мане? — спрашивал сосед соседа.

— Как эшевен мне объяснял, — произнес Бизонтен, — мы сейчас где-то неподалеку от Шапель-де-Буа. Может, Мане уже нашел там людей, а его лошадь просто убежала.

Но гнев уже закипал в сердцах, каждому не терпелось пуститься в погоню, Бизонтен остановил их:

— Это дело решенное: ежели мы его найдем, вернем ему лошадь и упряжку, и пусть катится к черту.

Пьер плеснул себе на ладонь немножко водки и протер рану лошади.

— Даже не дрогнула, — удивился кузнец, державший ее под уздцы, — так от холода закоченела, что и боли не чувствует.

Пьер нагнулся, поскреб ногтями шерсть лошади.

— Она в воду попала. По самую грудь ушла. Вы только взгляните на ее бабки: ведь подо льдом целый слой мерзлой тины… Есть ли здесь где поблизости болота?