Свет невозможных звезд - [10]

— Мне казалось, нам нужна только она.

Оба уставились на Мишеля, который заметно побледнел и стал пятиться, будто испугавшись лившегося из шлюза света.

— Залезай, пацан, — поморщилась Ломакс и подала ему руку, но тот отступил на два шага.

— Нет, я не могу. Не хочу, — вскинул он ладони, защищаясь от нее.

Я потянулась к нему, но длинные пальцы Паука ухватили меня выше локтя.

— Прости, милая, — пробурчал он, — ты останешься с нами. Нам без тебя никак.

— Но он же мой брат!

Стоявшая рядом Ломакс тихо выругалась и обратилась к Мишелю:

— Ты нам не нужен. Мы, собственно, за ней. Если хочешь с нами — давай. Но решать нужно сразу.

Я поймала взгляд Мики. Его лицо было бледным в лучах прожекторов.

— Нет, я не полечу. — Он потер глаза. — Извини, Корд.

Я не верила своим ушам. Это ведь Мишель хотел отсюда убраться! Мечтал об этом. А теперь, когда ему предложили исполнение желаний, струсил? Все его громкие слова вдруг обратились в ничто, и я наконец увидела боязливого мальчишку, который всегда прятался за бахвальством.

Ломакс глубоко вдохнула, как видно что-то решив для себя:

— Лови! — И швырнула ему кредитный диск.

Мишель машинально схватил.

— Там пять сотен, — сказала она. — Продержишься какое-то время. Фургон можешь оставить себе.

Он часто моргал. Его взгляд метался от диска ко мне.

— Извини, Корделия.

— Мики?

Портовые огни расплылись, в глазах у меня стояли слезы.

— Я не могу, — повторил он.

Мне хотелось вцепиться в него.

— Ты же только об этом и говорил!

— Это так. — Он хлюпнул носом и утер его рваным рукавом парки. — Мне жаль, правда, правда, жаль.

Брат полез в фургон. Я позвала, но он не обернулся. Сел за рулевую колонку. Двигатель взвизгнул, оживая. Слезы лились по его щекам, но он уехал. Я, задыхаясь, смотрела, как уносятся к воротам кормовые огни.

— Нет, так нельзя! — Я рванулась из рук Паука. — Он не мог. Он бы не стал…

У меня закололо пальцы, словно в подушечки вонзались тысячи булавок. Хотелось выскочить и приволочь Мишеля обратно, но было поздно. Фургон затесался среди портовых контейнеров и кранов, и я потеряла его из виду.

Вокруг меня как будто не осталось воздуха. Паук потянул меня за плечо, и я, оглушенная случившимся, покорно прошла за ним в люк.

— Трюмы полные, — сказал он, — разрешение на старт получено. Добро пожаловать, крошка. Будь как дома.

Ломакс оглядела меня и спросила:

— Ты в порядке?

Я замотала головой и повернулась, чтобы сквозь люк взглянуть на посадочную площадку, ограждение и город за ним.

— Так нельзя, я не могу его бросить.

Что-то во мне будто порвалось. Миллион крючков медленно, мучительно разрывали сердце и внутренности.

— У тебя нет выбора, — сказала Ломакс.

— Почему?

— Я уже говорила. Ты нужна нам.

— А Мики… — повернулась я к ней.

— Мы сделаем, что сможем. Когда ты окажешься в безопасности, пошлем ему еще денег.

Паук, в оскале сверкнув золотыми зубами, почесал за ухом:

— Что-то не так?

— Все нормально, — подняла руку Ломакс. — Дай нам еще минутку?

Парень демонстративно принялся разглядывать свой пескоструй и улыбнулся, подставив свету блестящие зубные протезы.

— Ясное дело, компанеро, — сказал он и через внутренний люк пролез в гулкое нутро корабля. — Только не слишком тяни. Гант через две минуты убирает шасси и спрашивать, готовы или нет, не станет.

Когда он вышел, Ломакс тронула меня за рукав:

— Обещаю, мы сделаем все возможное.

Я стряхнула ее руку.

— Но мне вообще непонятно, зачем вы все это делаете. Я самая обыкновенная. Чего вы от меня хотите?

— Отвезти тебя повидать моего старого друга… — сказала Ломакс.

На потолке загорелись красные вспышки предупредительного сигнала. С металлическим стоном стала закрываться наружная дверь шлюза.

— …старого близкого друга.

Я бросила отчаянный взгляд в сужавшийся проем — на город, который чуть ли не всю свою жизнь называла домом.

— Какой еще «старый друг»?

Ломакс потупила взгляд.

— Твой отец.

Люк закрылся, с последним, окончательным «ке-тунк» отрезав меня от Второй городской тарелки и знакомого мира. На корме зашумели двигатели, палуба под ногами завибрировала. В стеклянной панели за плечом Ломакс я поймала свое отражение: белый ершик волос, разные глаза, щеки в известке и засохшей крови.

Выставив вперед ладонь, чтобы не потерять равновесия, я переспросила:

— Отец?

Не сомневалась, что ослышалась. Но женщина не успела объяснить: корабельные коридоры заполнил вой сирены.

— Пойдем, — сказала она и, взяв меня за руку, провела в тесный пассажирский салон с шестью рядами кресел.

Ломакс помогла мне пристегнуться ремнями к пухлым подушкам во втором ряду, щелкнув металлической пряжкой, и едва она заняла свое место, как палуба задрожала.

Я вцепилась в подлокотники, все еще протестуя:

— Я не могу улететь.

Сердце у меня вдруг застучало молотом. В груди трепыхались бабочки.

— Выбора нет ни у тебя, ни у меня, — констатировала Ломакс.

В салоне пахло дешевым пластиком обивки. За подголовником переднего кресла засветился экран, показал вид на взлетное поле. Залязгали, отцепляясь, топливопроводы и шланги подачи воздуха и медленно втянулись в гнезда на бетоне площадки. В луче света вспыхнул гидразиновый пар, хлынувший из маневровых двигателей на корабельном брюхе.