Свет на облаках - [33]

— Не надо! — попросила Эйра, — Она хорошая!

— Зачем ты её так? — спросила Анна, — Или просто — судьба?

Без всякого недоумения переждали смех наставницы. Если уж начала пророчить — должна и вести себя при этом соответственно. Впрочем, Немайн начала привыкать к тому, что её часто понимают не так. И что переубеждать трудней, чем зайти с другой стороны. И взять двух кабанов на одну рогатину!

— Непреодолимой судьбы не бывает, — отрезала сида, — так что всё в руках самой Медб. И наших. Что можно сделать, чтобы трос не обрывался?

— Избавиться от троса, — немедленно отреагировала Анна, — Нельзя ли не поднимать лифт за крышу, а подпирать его снизу?

Полчаса спустя они с Эйрой добрались до архимедова винта, и легли спать довольные, придумав очень нужное в хозяйстве заклинание, да ещё и человеку судьбу исправили. Немайн тоже осталась довольна — хотя и убедилась, что никакие новые слова к инженерному делу не прилипнут. Хотя бы потому, что получались у неё таки ведьмы! Просто их колдовство работало, и надёжно… Что ж. Ведьмы и чародеи? Так тому и быть!

Таков был первый несчастный случай, с ним было понятно. Насчёт души в машине викарий и не сомневался: человек потому и создан по образу Творца, что сам наделён правом творить. И если Господь наделил человека способностью к обожению, уподоблению себе, то отчего и мастеру не вложить в вещь способность к очеловечиванию? А значит, способность чувствовать и реагировать. А что пастве пришлось три для читать проповеди в духе Максима Исповедника — не беда, а повод лишний раз самому припомнить тяжёлоязычные, но исполненные истины аргументы — против которых в своё время не устоял блестящий, но несколько легковесный оратор Пирр. Перевести высокие слова в простые оказалось куда как нелегко, но гленцы после речей викария расходились уверенные, что инструмент, и вообще всякая добрая вещь любит уход, а вот разных мелких бесенят придумывать, чтобы оправдать собственное разгильдяйство — не следует.

Зато второй случай суеверия укрепил, и с ними пришлось бороться. Уж насколько вышло…

Анна спокойно спала — и явно до утра просыпаться не собиралась. А вот Эйра поворочалась и проснулась. Немайн не было. Арфы — тоже. Эйра вспомнила — сестра дома играла шелковинкам. Стала интересно — кому здесь? И — где? В доме её не нашлось. Эйра развела руки и показала отсутствующей сестре-наставнице язык. Эта задачка была из очень простых.

Всех дел — притвориться спящей. Подождать, пока Немайн соберётся. А потом разыграть собственное пробуждение и поиграть в вопросы.

— Я не играю, — объяснила сестра свистящим шёпотом, — я пою. В пещере Гвина. Уже неделю. А что?

— Там осталось что-то опасное? Нужно предупредить работников каменоломни.

— Нет там ничего, не беспокойся. Ой, Анна проснулась…

— Я и не спала, — зевнув, сообщила старшая ученица, — Вижу, сестра твоя не спит. Значит, задумала что-то. Нужно проследить. Чтоб не влипла. Да и интересно. А зачем ты там поёшь? Если опасности нет?

Немайн издала вздох. Тот самый, который купцы прозвали жадным. Предполагалось, что просто так, для себя, ей петь не положено. Потому как её пение — ужас и паника, и не всегда только в рядах врага. Иногда и своим достаётся. А если — хочется? Как птице — летать?

— А почему Тристан палкой машет и боком прыгает? Мне нужно тренироваться! Чтобы петь лучше. И чтобы вообще не разучиться петь…

А ещё — подготовиться к поступлению в консерваторию. Во сне. По крайней мере старик-композитор, который снился Немайн с завидной регулярностью, заверял, что как только она сочтёт себя готовой к поступлению, консерватория немедленно приснится. Вот только петь для этого нужно не только во сне.

В пещеру пошли втроём. Немайн пела вокализы, Эйра щипала арфу, Анна наслаждалась — выходило, что богиня и арфистка-аристократка играют персонально для неё. Голос Немайн казался холодным, узким и блестящим, он совершенно не подходил к внешности больного ребёнка, которую избрала себе сида для поселения с людьми. За ним стояло что-то могучее, великолепно-льдистое, жестокое, но не бездушное. Но вот в том, что голос сиды может убивать, Анна понемногу начала сомневаться. А зря.

Поутру каменотёсы вытащили из пещеры человека. Который вечером во всеуслышание хвалился, что собирается подслушать пение богини! Ну вот и подслушал. Как сказал один из кэдмановских вояк: "Если я стреляю из лука в мишень, человек, добровольно вставший перед ней — самоубийца!" Что голос сиды — оружие, знали все. Что убивает Неметона по-свойски, чистенько — тоже. И на этот раз вышло не особенно жестоко. Друид-лекарь, осмотрев убитого, вовсе насмешливо хмыкнул, и сообщил, что богиня просто пугнула наглеца. А тот с перепугу да сослепу — факел-то зажечь не осмелился — ударился о камень головой. И вот всё об этом дураке!

Немайн же констатировала факт: вокализы действительно оказались оружием. Психологическим. Услышав нечеловеческие завывания — а Немайн, шалости ради, забиралась на распевке в четвёртую октаву, хотя в основном пропевала середину и низы, как советовал призрак из снов — бедняга, решивший переночевать в пещере и послушать пение сиды, испугался. Что ж, валлийское любопытство иногда бывает пороком. То, что хранительница правды выплатила виру клану погибшего, все сочли жестом щедрым и необязательным. Анна даже помянула "добренькую сиду-транжиру", а Тристан заявил, что это истинно по-рыцарски.