Свет мой ясный - [32]

Алена очень надеялась, что Фриц не спросит об этом. Книжку по Катюшкиной просьбе раздобыл пресловутый Людвичек, и он же едва заметными знаками наметил те слова, за разъяснением коих надлежало обратиться к Фрицу. Сама Алена, хоть и понимала кое-что по-немецки, читать на этом языке не умела!

Насупленные брови разошлись, и Фриц указал ей на стул. Но Алена предпочитала стоять, причем как можно ближе к предмету своих тактических действий, и она застенчиво улыбнулась:

– Ах, нет, данке, данке шён. Я на минуточку. Вот, извольте глянуть… – И она ноготком черкнула по слову Bein, отчаянно надеясь, что Фриц не заметит легких пометок фон Штаубе.

– О, это очень простое слово, – снисходительно улыбнулся Фриц. – Оно означает – ньога.

Алена, которая отлично знала, что именно означает слово Bein, вытаращила глаза:

– Нёга?! Какая нёга?

– О, nicht! Не нёга, а ньога! Может быть recht, то есть как это по-русски… правая, а может быть и левая ньога! – И для наглядности Фриц похлопал себя по правой, а затем по левой ноге.

– О, нога, нога! – обрадовалась Алена и, повыше поддернув юбку, выставила поочередно обе ножки. – Нога!

– Ньога, ньога! – не меньше ее обрадовался Фриц, одобрительно озирая то, что было щедро представлено его взорам. Ножки были и впрямь – загляденье: стройные, округлые, с тонкой щиколоткой и круто выгнутым подъемом. Их обтягивали черные кружевные чулочки, схваченные у подколенок изумрудно-зелеными подвязками. И Алена заметила, что на его челе промелькнула едва заметная тень неудовольствия, когда занавес упал и представление окончилось.

«Дудки! – подумала Алена. – Все еще только начинается!»

– А скажите, господин Фриц… – она перелистнула несколько страничек, – что означает это слово?

«Это слово» было простое – Hand, и Фриц незамедлительно сознался, что оно означает – рука.

– Рука? – повторила Алена, вытягивая собственную руку и задумчиво ее оглядывая. – Hand – рука… А как по-немецки будет – локоть?

– Лёхоть? – Фриц явно не понял, и Алена сочла за лучшее легонько похлопать его по сгибу руки.

В ответ Фриц похлопал по сгибу руки ее и объявил, что лёхоть по-немецки Ellbogen.

Его пошлепывания, его ждущий, игривый взгляд вдруг напугали Алену. «Господи! – ужаснулась она. – Да что же я, стервоза, делаю! Чем мы с Катюшкою лучше тех гулящих, которые советуют друг дружке: «Обдери его, жаднюгу, побрей черта до зубов!» Нет, надо бежать, бежать отсюда, и пусть Катюшка сама со своими немцами разбирается!»

И в эту минуту, когда она уже готова была пуститься наутек, та, другая Алена, умная да разумная, тихо и презрительно спросила ее: «Бежать? Куда? В яму? Или в монастырь?»

«Господи, прости, – обреченно подумала Алена. – И ты прости, Егорушка. Но другого пути для меня нет!»

И, подумав так, Алена с игривой улыбкой коснулась пальцев Фрица и пожелала узнать, как называются они, после чего обогатила свою память словом Finger, но секрет сей Фриц поведал ей, столь же игриво перебрав ее пальцы.

Затем они похлопали друг друга по плечам, которые по-немецки звались Schulter, по коленам, по бокам, и все резвее, все веселее…

Книжка уже валялась на столе, но Фриц не замечал беспорядка. Взгляд его блуждал по груди Алены, а руки он спрятал за спиной, как бы пытаясь держать их в узде. Право слово, все выходило куда легче, чем она думала!

«Кажется, пора!» – подумала Алена. Ей очень хотелось перевести дух, прежде чем перейти к решительным действиям, однако глубокие вдохи до времени ей были заказаны, поэтому она перешла в решительное наступление, не переводя духа в полном смысле этого слова.

Она осторожно положила ладонь на грудь немца и тихо спросила, не откажется ли господин Фриц назвать ей и эту часть тела.

Фриц перевел дух и уточнил, интересуется ли Ленхен названием груди вообще (теперешнее его касание никак нельзя было назвать легким!) или конкретно соска (до этой части тела он добрался, изящно запустив палец Алене в декольте). Пришлось сознаться, что ее интересуют оба названия, и если первое – Brust – выговорилось Фрицем вполне легко, то на втором – Sang – голос его вдруг задрожал. Впрочем, вслед за голосом задрожал и он сам, когда Алена обвела ноготком его губы… Она не успела ни задать сакраментальный вопрос, ни получить исчерпывающий ответ, мол, губы – это Lippe! – потому что Фриц предпочел прервать поток анатомических исследований поцелуем.

«Терпеть можно!» – решила Алена и попыталась ответить на поцелуй, представив себе, что рядом с нею – лесной лиходей. Обман удался – губы Фрица разгорелись, а руки все смелее начали оглаживать стан Алены. Однако она, отпрянув от Фрица, попросила позволения задать ему еще один, «самый последний» вопрос.

– Последний? – тяжело дыша спросил Фриц. – А потом что?

– Потом – воля ваша, майне герр! – нежно усмехнулась Алена.

– Ну, говори! – решительно глянул на нее Фриц, и неутомимая ученица, торопливо перелистав полузабытую книжку, выставила на свет Божий слово Glied.

Несколько мгновений Фриц вовсе не дышал, а потом взял Аленину руку и потянул ее куда-то вниз.

– Ой, что вы?! – ужаснулась она так искренне, что Фриц незамедлительно отпустил ее.