Свет молодого месяца - [10]

От удивления и внутреннего сопротивления Мэри не смогла сразу ничего сказать, и в этот момент поняла, что проиграла.

— Ты права, мама Ларней. Тебе надо первой с ним увидеться. Я думаю, ты ему нужна больше, чем кто-либо на свете.

В девять часов Ларней поднималась по лестнице с большим подносом в руках. На него она положила большой ломоть ветчины с острым томатным соусом, горячую булку и миску овсянки с маслом, поставила кружку очень горячего кофе и компот из ее собственных грушевых консервов. На минуту она остановилась в коридоре, поставила поднос на сундук и расправила свое длинное, свободное платье и накрахмаленный передник, поправила яркую головную косынку. Потом глубоко вздохнула, постучала в дверь и отступила, улыбаясь, держа поднос наготове, надеясь удивить его.

В комнате было тихо. Она еще раз постучала, держа поднос на одной руке.

— Кто там? — Голос за закрытой дверью звучал резко. — Кто это, скажите, пожалуйста.

— Это мама Ларней, масса Хорейс, мама Ларней. Открой дверь, мальчик, и посмотри, что я принесла.

После небольшой паузы, показавшейся Ларней очень длинной, дверь приоткрылась на несколько дюймов, и оттуда чуть выглянул высокий, худощавый молодой человек.

— Масса Хорейс! — Она вложила всю душу в звук его имени. — Открой дверь, голубчик. Мама Ларней принесла твой любимый завтрак.

Он впустил ее, но отступил на четыре или пять футов, и Ларней почувствовала, что у нее из рук уходит сила, тяжелый поднос задрожал.

— Здравствуй, мама Ларней, — вежливо сказал Хорейс. Он, видимо, уже давно встал. Ставни были открыты, в комнате было светло от яркого солнца. Он уже вымылся, его волосы — он был шатеном — были аккуратно причесаны, по-другому, чем раньше: завиток спереди оказался зачесанным назад. Она долго смотрела на него.

— Это все, что ты мне скажешь, мальчик?

— Нет, нет, конечно, дай мне этот поднос. Он должно быть тяжелый.

— Убери руки! Ларней принесла еду и будет подавать, как всегда.

— О нет, в этом нет необходимости. Большое спасибо. Я могу с этим сам справиться.

Ошеломленная, Ларней отдала ему поднос. У нее начинала кружиться голова. Она смотрела, не веря глазам, как он легко поставил поднос около кровати, как будто всю жизнь заботился о себе сам.

— Я очень рад видеть тебя, мама Ларней. Мы так долго не виделись. И это такое внимание с твоей стороны.

Она шагнула к нему.

— Почему бы мне не принести тебе завтрак, масса Хорейс? Ларней не изменилась. — Она всматривалась в его глаза, не обращая внимания на то, что это ему неприятно. У него были те же бледно-голубые глаза, но выражение их казалось незнакомым.

— Ну что ж, пожалуй, мне лучше съесть завтрак, пока он горячий, — сказал Хорейс принужденным тоном.

Ларней отступила назад, высоко подняв голову, голос ее был чуть громче шепота.

— Ты хочешь, чтобы я ушла, мальчик? Так отпускаешь? Маму Ларней?

— Ну, да, так. У тебя, наверное, много работы. Но это очень заботливо с твоей стороны, и спасибо, мне больше ничего не нужно.

Ларней медленно отступала к двери, все еще глядя на него, сердце у нее тяжело колотилось, голос дрожал.

— Да, сэр. — Она выпрямила плечи. — Да, сэр. Если это все, что вам надо, масса Хорейс, я пойду к себе в кухню. — Она приостановилась и сделала еще одну попытку, протянув руку к подносу с почти застенчивой улыбкой: — Я сделала овсянку, и там компот из моих собственных заготовок.

Он посмотрел на поднос.

— Спасибо, мама Ларней. Большое спасибо. Больше мне ничего не понадобится.

Его слова были как плотная дверь, закрывшаяся за всеми годами, которые они когда-то провели вместе. Годы, когда они были так близки, как только может белый мальчик, потерявший мать, быть близок негритянке, принявшей его в свое большое сердце и любившей его постоянно, всегда, так, как будто он был ее плотью и кровью. Ларней дошла до двери и ей ничего не оставалось, как только выйти, закрыть ее за собой и начать долгий путь в кухню.

Тяжело шагая, она спускалась по лестнице, с глазами, полными слез, на мгновение заметив, что Мэри быстро скрылась в своей комнате. На середине лестницы Ларней сказала себе вслух:

— Мисс Мэри поняла, как он обошелся со мной. Спасибо Иисусу, что знает. И спасибо тебе, что она знает, не надо подходить ко мне, пока не справлюсь с этим.

На последней ступеньке ее рука соскользнула с перил, и она согнулась от рыданий, качаясь из стороны в сторону.

Глава IV

Хорейс казался очень стройным в свободной серой хлопчатобумажной рубашке и хорошо пригнанных серых нанковых брюках, с крагами того же цвета. Он сбежал по лестнице, пробежал по передней веранде и быстро обошел группу столетников у северного угла дома. Пройдя мимо садового забора, где буйно цвели посаженные Мэри многоцветные розы, он направился к конюшням под прикрытием тутовых деревьев. В десять утра Джули, вероятно, чистит лошадей. Может быть, если повезет, ему удастся не встретиться ни с кем, кроме него, хотя бы до времени семейного обеда. Он проснулся в пять часов, когда зазвонил колокол на плантации, после всего лишь двух часов сна, и с этого момента его преследовала одна и та же навязчивая мысль — ему надо уйти куда-нибудь одному. Скрыться от такой общительной и любящей семьи, как Гульды, будет нелегко. Он подождал до тех пор, пока был достаточно уверен, что Мэри занята счетами, отец уехал в поле, а тетя Каролина вместе с мамой Ларней присматривает в кухне за стряпней. Кроме них его некому остановить.